Администрация Трумэна тем не менее пошла дальше. Она не только отвергла рекомендации Макартура, но и настаивала на том, что альтернативы стратегии патовой ситуации не существует. Генерал Брэдли, ставший председателем Объединенного комитета начальников штабов, так определил три варианта хода военных действий:
«Либо уйти и бросить Южную Корею, попытаться выстоять и победить в целом в той обстановке, в которой мы находимся сейчас, не вовлекая слишком большие силы, либо пойти на всеобщую войну и привлечение в действие сил, достаточных для того, чтобы выбить весь этот народ из Кореи. В настоящее время мы действуем по второму варианту»
[690].
В американском правительстве при рассмотрении документов многовариантного характера почти всегда настаивают, в качестве предпочтительного, на среднем из трех предлагаемых вариантов. А поскольку внешнеполитические ведомства имеют тенденцию размещать свои рекомендации в промежутке между линией на бездействие и линией на всеобщую войну, опытные бюрократы знают, что моральный уровень их подчиненных резко повышается, когда они избирают средний путь. Именно это и имело место с тремя вариантами Брэдли, хотя фраза «попытаться выстоять и победить в целом… не вовлекая слишком большие силы» просто повторяет дилемму политики, не имеющей четко очерченных целей.
Дин Ачесон подтвердил на языке дипломатии, что целью Америки в Корее и на самом деле является поддержание патового состояния. Целями Америки в Корее было «покончить с агрессией, обеспечить невозможность ее повторения и восстановить мир»
[691]. Не дав определения ни одному из этих терминов, Ачесон переходит к резкому осуждению эффективности предложенных Макартуром мер: «В том, что касается сомнительных преимуществ переноса войны в первоначально ограниченной манере на территорию материкового Китая, — сказал государственный секретарь, — следует обязательно взвесить меру риска войны общего характера с Китаем, риска советского вмешательства и Третьей мировой войны, а также возможных последствий для солидарности внутри коалиции стран свободного мира… Трудно себе представить, что Советский Союз смог бы проигнорировать прямое нападение на материковый Китай»
[692].
Если Соединенные Штаты не осмеливались победить, но не могли позволить себе проиграть, то какие у них были варианты? Если общие заявления перевести на язык фактов, то речь шла о патовой ситуации на переднем крае и, соответственно, за столом переговоров также. В своих мемуарах Трумэн так обобщил точки зрения всех своих подчиненных, как военных, так и гражданских лиц:
«Каждое из принимавшихся мной решений в связи с корейским конфликтом имело под собой одну осознанную цель: не допустить Третьей мировой войны и ужасающих разрушений, которые она принесла бы цивилизованному миру. Это означало, что мы не должны были предпринимать ничего такого, что послужило бы оправданием для Советов и ввергло бы свободные нации в полномасштабную всеобщую войну»
[693].
Убежденность в том, что Советский Союз готов пойти на всеобщую войну, показывала, до какой степени было утеряно представление об истинном соотношении сил. Сталин не искал предлога, чтобы начать всеобщую войну; он более всего стремился ее избежать. Если бы он жаждал конфронтации, то было более чем достаточно поводов для этого в Европе или в тех военных действиях, которые уже велись в Корее. И неудивительно, что ни на одном из этапов войны Советский Союз не угрожал вмешательством или действиями военного характера. В осторожной и подозрительной натуре Сталина не было ничего от безрассудного авантюриста; он всегда предпочитал действовать втихомолку и обходным путем, а не идти на настоящую конфронтацию, и проявлял особую осмотрительность, чтобы не идти на риск военного столкновения с Соединенными Штатами, — и не без основания. Ввиду диспаритета в области ядерных возможностей обеих сторон, именно Советский Союз терял бы все во всеобщей войне.
Удивительно, но все свидетели со стороны администрации подчеркивали прямо противоположную точку зрения. Маршалл утверждал, что Соединенным Штатам потребуется еще от двух до трех лет для подготовки к всеобщей войне
[694]. Брэдли же утверждал, что «мы не в наилучшем положении, чтобы справиться с глобальной войной»
[695]. Отсюда его знаменитое изречение о том, что всеобщая война из-за Кореи «вовлекла бы нас не в ту войну, не в том месте, не в то время и не с тем врагом»
[696]. Ачесон также полагал, что потребуется больше времени, чтобы «создать эффективные силы сдерживания»
[697].
Загадку о том, почему, в свете появления советского ядерного потенциала, американские лидеры должны были думать, что значение их сил сдерживания возрастет со временем, можно объяснить лишь еще одним проявлением странных предположений, легших в основу теории сдерживания. Речь идет о том, что Америка была слабой, в то время как на самом деле она обладала атомной монополией, и что ее положение с позиции силы могло бы улучшиться, пока Советский Союз наращивал свой собственный ядерный арсенал. Сталин преуспел в том, что не дал Соединенным Штатам возможности попытаться достигнуть ограниченной победы в Корее, используя самовнушение и не совершив ничего особенно угрожающего.
После вмешательства китайцев Америка больше не ставила всерьез вопрос о возможностях достижения ограниченной победы. Главный постулат в деятельности администрации Трумэна о том, что добиться чего-то большего, чем обычная патовая ситуация, либо невозможно, либо чревато всеобщей войной, на деле не исчерпывал диапазон имевшихся вариантов. Промежуточный курс, подобный тому, который я рассматривал ранее, — установление разграничительной линии по самому узкому месту полуострова при демилитаризации всей остальной части страны под международным наблюдением, — мог бы быть реализован или навязан в одностороннем порядке, если бы он был отвергнут противоположной стороной. У Китая, вероятно, не было возможностей предотвратить это, — как полагал также и преемник Макартура генерал Мэтью Риджуэй, — но от рекомендаций подобного рода он, однако, воздержался
[698].
