«Никакие меры будущего функционирования этого великого международного водного пути не могут быть признаны правительством Ее Величества, если они оставляют его под ничем не ограниченным контролем одной державы, которая, как показали недавние события, способна эксплуатировать его исключительно в интересах национальной политики»
[750].
Франция была не менее твердой. 29 июля французский посол в Лондоне проинформировал британского министра иностранных дел о том, что Франция готова предоставить свои вооруженные силы под британское командование и вывести войска из Алжира для совместных действий против Египта
[751].
Когда Даллес 1 августа прибыл в Лондон для консультаций, он, казалось, тоже разделял эту точку зрения. Заявляя, что контроль одной страны над Суэцким каналом является неприемлемым, особенно если этой страной был Египет, он настоятельно потребовал, чтобы «был найден способ заставить Насера выплюнуть то, что он пытается проглотить. …Мы должны предпринять реальные усилия, чтобы общественное мнение с одобрением отнеслось к международному управлению каналом. …Следовало бы сделать возможным формирование настолько отрицательного мирового общественного мнения в отношении Насера, чтобы тот оказался в изоляции. А затем, если потребуется предпринять военную операцию, она будет иметь больше шансов на успех и не повлечет за собой серьезных последствий, чем если бы она была предпринята без предварительной подготовки»
[752].
Даллес предложил в течение двух недель собрать в Лондоне конференцию по вопросам мореплавания и судоходства в составе 24 главных морских наций и выработать систему международного свободного судоходства по Суэцкому каналу.
Призыв Даллеса к конференции стал началом путаного, а для Великобритании и Франции сводящего с ума и в итоге чреватого унижением процесса. Даже первый шаг Даллеса был попыткой соединить лексику непримиримости с дипломатией бесплодной траты времени. Почти сразу же стало ясно, что между союзниками нет единодушия в отношении кризиса. Иден и Молле воспринимали свержение или унижение Насера как некую самоцель, в то время как Эйзенхауэр и Даллес рассматривали кризис через призму долгосрочных отношений с арабским миром. Обе стороны действовали, основываясь на ошибочных предпосылках: Иден и Молле действовали так, будто конец Насера восстановит ситуацию, которая существовала до его прихода к власти; Эйзенхауэр и Даллес, казалось, верили в то, что если не Насер, то какой-либо иной националистический лидер в регионе все же может быть вовлечен в создание ближневосточной системы безопасности по типу НАТО. Они также считали, что военные действия против Насера раздуют пожар арабского национализма так, что западное влияние будет разрушено на жизнь целого поколения, — и это был гораздо более мрачный сценарий, чем потеря контроля над Суэцким каналом.
Ни одно из этих предположений не оказалось верным. Насеровский Египет исчез навсегда. Другие националистические лидеры, сформировавшие себя по образцу Насера, не поддавались соблазнительному пению политики сдерживания. Их главным переговорным плюсом была холодная война как таковая, которую они в той же степени эксплуатировали, в какой и осуждали. А самым существенным оказался вопрос о том, что больше раздует пламя национализма — победа Насера или его поражение.
Сугубо с аналитической точки зрения Америка должна была бы согласиться с пониманием Великобритании и Франции, что насеровский вариант воинствующего национализма является непреодолимым препятствием для конструктивной ближневосточной политики. Наглядная демонстрация того, что опора на советское оружие никаких положительных результатов не принесет, могла бы предотвратить десятилетия беспорядков в развивающемся мире. С этой точки зрения было бы желательно запугать Насера. Однако, добившись его разгрома, Соединенные Штаты не смогли бы участвовать в восстановлении британского и французского колониального господства. Америке следовало бы отойти от своих союзников — если бы это оказалось абсолютно необходимым — не в начале Суэцкого кризиса, а после его успешного завершения. За демонстрацией того, что расчет на советскую поддержку оказался для Египта гибельным, нужно было бы оказать поддержку разумных националистических целей умеренного преемника Насера — примерно так, как Америка отреагировала на Садата в 1970-е годы.
Демократические страны, однако, не были готовы к столь сложным стратегическим комбинациям. Великобритания и Франция не признавали, что предварительным условием для свержения Насера является их готовность удовлетворить многие из его требований, но его более умеренному преемнику. Америка не поняла, как важно было для ее же собственной политики, чтобы два ее ближайших союзника по НАТО получили возможность приспособиться к новым обстоятельствам, без подрыва их имиджа великих держав. Стоит только подорвать имидж страны как нации, тут же пропадает и ее готовность играть ведущую роль в мировой политике. Вот почему Гарольд Макмиллан, бывший тогда канцлером казначейства, заявил эмиссару Даллеса, послу Роберту Мерфи, что, если Великобритания сейчас не выступит против Насера, она «станет вторыми Нидерландами»
[753]. Руководители Америки, однако, избрали для себя шанс расположить к себе радикальных националистов, вначале в дипломатическом плане отмежевавшись от Великобритании и Франции, а затем публично выступив против них и показав, насколько ограничены их возможности формировать ближневосточные события, — иными словами, заставить эти страны поверить в окончание их роли как великих держав на Ближнем Востоке.
Рассматривая режим Суэцкого канала как вопрос юридического характера, Даллес сфокусировал свое внимание на вероятном нарушении сложившихся путей морского судоходства и предложил весьма плодотворную правовую формулу для преодоления возможных препятствий свободному проходу через канал. Иден и Молле, однако, были преисполнены решимости не признавать национализации Суэцкого канала; они пытались превратить ее в предлог для свержения Насера или как минимум для его публичного унижения. Насер же в итоге заставил время работать на него, как это часто делают революционеры после свершившегося факта. Чем дольше их действие остается без последствий, тем труднее вернуть все в прежнее положение — особенно путем применения силы.
Эйзенхауэр был ярым противником применения силы даже во имя отстаивания принципа свободного судоходства через Суэцкий канал, который открыто поддержал Даллес в Лондоне. Даллес привез с собой письмо Идену от президента, в котором подчеркивалось «отсутствие мудрости даже в простом рассмотрении вопроса использования военной силы в данный момент…». При этом Эйзенхауэр зашел так далеко, чтобы предположить, что односторонние британские действия могут повлечь за собой риск пересмотра готовности Америки оставаться в НАТО, что, соответственно, оставляло бы союзников Америки на милость Москвы. Если разразится война, как гласило письмо, прежде чем Великобритания отчетливо продемонстрирует, что исчерпала все мирные средства разрешения кризиса, то это «в самой серьезной степени повлияет на чувства нашего народа в отношении западных союзников. Не хочу преувеличивать, но смею заверить вас, что ситуация может обостриться до такой степени, что будет иметь самые что ни на есть далеко идущие последствия»
[754].
