Администрация Эйзенхауэра не ставила под сомнение унаследованные ею обязательства по обеспечению Америкой безопасности Индокитая. Она стремилась примирить стратегическую доктрину с собственными моральными убеждениями путем усиления давления в пользу проведения реформ в Индокитае. В мае 1953 года — то есть через четыре месяца после принятия президентской присяги — Эйзенхауэр настоятельно потребовал от американского посла во Франции Дугласа Диллона оказать давление на французов, чтобы те назначили новых руководителей, дав им полномочия в отношении «достижения победы» в Индокитае, и одновременно сделали «четкие и недвусмысленные заявления публичного характера, повторяемые так часто, как это возможно», что независимость будет предоставлена, «как только будет одержана победа над коммунизмом»
[899]. В июле Эйзенхауэр пожаловался сенатору Ральфу Фландерсу, что обязательства французского правительства о предоставлении независимости сделаны «в туманной и обтекаемой манере — вместо того чтобы прозвучать смело, прямо и настойчиво»
[900].
Для Франции вопрос давно уже вышел за рамки политической реформы. Ее вооруженные силы в Индокитае уже давно увязли в изматывающей партизанской войне, опыта ведения которой у них вообще не было. В обычной войне с установившимися линиями фронта обычно одерживает победу превосходящая огневая мощь. В противоположность этому партизанская война, как правило, не ведется на заранее подготовленных позициях, а партизанская армия скрывается среди населения. В обычной войне речь идет о контроле над территорией, в партизанской войне — о безопасности населения. Поскольку партизанская армия не привязана к защите конкретной территории, она вправе сама определять для себя поле боя в значительной степени и регулировать людские потери с обеих сторон.
В обычной войне успех на 75 процентов предопределял бы победу. В партизанской войне защита населения в течение 75 процентов времени обеспечивает поражение. 100-процентная безопасность на 75 процентах территории значительно лучше 75 процентов защиты на 100 процентах территории страны. Если обороняющиеся силы не могут обеспечить практически полной безопасности для населения, — по крайней мере, на тех территориях, которые они считают для себя жизненно важными, — партизаны рано или поздно победят.
Базовое уравнение партизанской войны столь же просто, сколь сложно выполнимо на практике: партизанская армия побеждает до тех пор, пока не терпит поражения; обычная армия обречена на поражение, если не одержит решительной победы. Почти никогда не случаются тупиковые ситуации. Любая страна, втянувшаяся в партизанскую войну, должна приготовиться к длительной схватке. Партизанская армия может применять тактику молниеносного нанесения удара и бегства с места удара в течение довольно продолжительного времени, даже с намного сократившимися силами. Однозначная победа случается крайне редко; успешные партизанские войны обычно выдыхаются в течение длительного времени. Наиболее примечательными примерами являются победы над партизанскими силами в Малайе и Греции, в которых обороняющиеся силы одержали верх, поскольку партизаны оказались отрезаны от источников снабжения (в Малайе в силу причин географического характера, в Греции из-за разрыва Тито с Москвой).
Ни французская армия, ни американская армия, которая сменила первую десять лет спустя, так и не разрешили ребус партизанской войны. И та и другая вели единственно понятную для себя войну, которой их обучали и для которой их вооружали, — классическую, обычную войну, боевые действия в которой основывались на наличии четко очерченных линий фронта. Обе армии, полагаясь на превосходство огневой мощи, стремились вести войну на истощение. Обе увидели, что эта стратегия обернулась против них самих по воле противника, который, ведя боевые действия в своей собственной стране, способен был измотать их своим терпением и накопить такое внутреннее давление для того, чтобы прекратить конфликт. Потери продолжали расти, в то время как критерии определения прогресса оставались труднодостижимыми.
Франция признала поражение гораздо быстрее, чем Америка, поскольку ее вооруженные силы были распылены в их стремлении удержать Вьетнам силами, составлявшими треть сил, направленных потом Америкой для защиты лишь половины этой территории. Франция дважды терпела поражение точно так же, как через десять лет Америка: каждый раз, когда она концентрировала свои силы вокруг крупных населенных пунктов, коммунисты, бывало, овладевали почти всей сельской местностью; когда же она пыталась выдвинуться на защиту сельской местности, коммунисты начинали нападения на города и укрепрайоны один за другим.
Во Вьетнаме было что-то такое, отчего всегда происходило помрачение сознания у попадавших туда иностранцев. Странно и удивительно, но французская вьетнамская война достигла своего пика на пересечении дорог в местечке, именуемом Дьенбьенфу, расположенном в отдаленном уголке на северо-западе Вьетнама неподалеку от лаосской границы. Франция разместила там отборные войска в надежде заставить коммунистов провести генеральное сражение на истощение, но по ходу сражения загнала себя в проигрышную ситуацию. Если бы коммунисты предпочли проигнорировать французскую дислокацию, эти войска понапрасну бы сидели на позициях, отдаленных от районов, имеющих хоть какое-то стратегическое значение. Если бы коммунисты ухватили приманку, единственной мотивацией подобного поведения была бы вера в то, что они находятся в шаге от решающей победы. Франция свела все варианты выбора к нулю или поражению.
Французы в значительной степени недооценили стойкость и изобретательность своих противников — точно так же, как и американцы десять лет спустя. 13 марта 1954 года северные вьетнамцы начали общее наступление на Дьенбьенфу. Уже в ходе начальной стадии атаки им удалось овладеть двумя передовыми укрепрайонами на господствующих высотах. Им удалось это сделать благодаря использованию артиллерии, которой они, как считалось, не имели и которая была поставлена Китаем по окончании корейской войны. С этого момента стало лишь вопросом времени, когда остатки французских сил лягут в землю. Ведущее войну на истощение, не видящее смысла в военных действиях лишь ради того, чтобы потом под давлением американцев уйти из страны, новое французское правительство в конце концов приняло советское предложение провести в апреле того же года в Женеве конференцию по Индокитаю.
Близость конференции заставила коммунистов усилить военный натиск и вынудила администрацию Эйзенхауэра сделать выбор между теорией и возможностями. Падение Дьенбьенфу вынуждало бы Францию уступить значительную часть Вьетнама, если не всю его территорию, коммунистам. И тем не менее Дьенбьенфу можно было бы спасти лишь такого рода эскалацией военных усилий, на которую у Франции уже не было ни ресурсов, ни воли. Соединенные Штаты должны были бы решить, стоит ли им подкрепить «теорию домино» своим прямым военным вмешательством.
Когда начальник Генерального штаба Франции генерал Поль Эли посетил 23 марта Вашингтон, председатель Объединенного комитета начальников штабов адмирал Артур Редфорд дал ему понять, что он рекомендовал бы нанести массированный удар с воздуха по коммунистическим позициям в окрестностях Дьенбьенфу, — не исключено, даже с применением ядерного оружия. Даллес, однако, был слишком большим приверженцем идеи коллективной безопасности, чтобы рассматривать подобный шаг, не заложив какую-то дипломатическую основу для этого. В важной речи 29 марта 1954 года он фактически настаивал на совместных военных действиях по спасению Индокитая от коммунизма, приводя при этом классический довод школы противников умиротворения — что отказ от немедленных действий повлечет за собой намного дороже обходящиеся действия в дальнейшем: «…навязывание Юго-Восточной Азии политической системы коммунистической России и ее китайского коммунистического союзника какими бы то ни было средствами представляло бы собой серьезнейшую угрозу всему свободному миру. Соединенные Штаты считают, что подобного рода возможность не может быть принята пассивно, что ей следует дать отпор совместными действиями. Это может повлечь за собой серьезные риски, но эти риски гораздо меньше, чем те, перед лицом которых мы окажемся через несколько лет, если не осмелимся на решительные действия сегодня…»
[901]
