«Формула Сан-Антонио» стала одним из решающих поворотных пунктов в войне. Америка предложила прекратить военные действия против Северного Вьетнама — конкретное обязательство — в обмен на «результативные» переговоры, при условии, что Ханой не будет извлекать выгоду из прекращения бомбардировок. Никаких критериев определения понятий «результативный» и «выгода» предложено не было. И тем не менее продемонстрировав свои возможности манипулирования американскими внутриполитическими дебатами, Ханой почти не сомневался в том, что любая попытка прервать паузу и возобновить бомбардировки вызовет возражения и потребует времени для претворения в жизнь. То, что Ханой «не будет извлекать выгод» во время прекращения бомбардировок, безусловно, не означало, что он будет обязан прекратить партизанскую войну или, в данном конкретном случае, перестать делать то, что он уже делает; самое большее, подобное условие означало бы, что Ханой не должен будет наращивать выигрышную стратегию.
Для переговорной тактики Ханоя было характерно, что даже такое одностороннее по характеру предложение наверняка должно было бы быть отклонено. Фактически Ханой использовал это предложение для подстраховки, чтобы защитить решительную военную попытку, которую он уже был готов предпринять. В считаные дни мой канал выхода на Ханой был закрыт. Северовьетнамцы, сообразив, что цена прекращения Америкой бомбардировок оказалась столь же скромной, сколь и трудной для понимания, попытались увеличить давление на Джонсона еще перед тем, как сесть за стол переговоров и начать обсуждать конкретное предложение. Всего лишь через несколько месяцев начнется наступление в праздник Тэт.
Ханой совершенно верно угадал, что растущее недовольство среди американцев не даст им смириться с замораживанием ситуации во Вьетнаме, как это имело место в Корее. И все же существовало качественное отличие в характере внутренних споров в каждом из этих случаев. Правильность американского вмешательства в Корее никогда не вызывала сомнения; разногласия касались лишь мер по обеспечению успеха этого предприятия. Применительно к Вьетнаму первоначально имевший место консенсус самого широкого плана по поводу проводимой Соединенными Штатами политики внезапно испарился. В Корее критики администрации хотели, чтобы Соединенные Штаты сделали гораздо больше; их альтернативой политике Трумэна была макартуровская стратегия эскалации. Во Вьетнаме подавляющее большинство критикующих требовало сокращения масштабов американских усилий, — а со временем полного их прекращения; их взгляды варьировались от корректировки американской стратегии до безоговорочного ухода. В Корее противникам Америки пришлось бы столкнуться с гораздо худшей альтернативой, если бы взяла верх оппозиция. Во Вьетнаме, как только размер внутренних разногласий стал очевиден, Ханой быстро сообразил, что дипломатия проволочек в сочетании с военным давлением сработает в его пользу. Вину за тупиковые ситуации возложат на отсутствие инициативы со стороны администрации Джонсона, а продолжающиеся американские потери привели бы к призывам к деэскалации, если не к прекращению войны.
Критика вьетнамской политики Америки началась вполне обычно с разумных вопросов о возможности вообще выиграть эту войну и соотношении целей и средств. 11 марта 1968 года Уолтер Липпман применил свою хорошо обоснованную критику теории сдерживания к Вьетнаму. Америка, как утверждал он, перенапряглась, а политика сдерживания разрушает какое бы то ни было разумное соотношение между национальными целями и ресурсами, при помощи которых их следует достигать:
«Факт заключается в том, что его (Линдона Б. Джонсона) военные цели ничем не ограничены: они предлагают установление мира во всей Азии. При таких ничем не ограниченных целях невозможно выиграть войну ограниченными средствами. А поскольку наши цели не ограничены ничем, мы, несомненно, «потерпим поражение»
[955].
Для того чтобы символически обозначить неприменимость традиционных категорий мышления к Вьетнаму, Липпман поместил слова «потерпим поражение» в кавычки, тем самым подчеркивая тот факт, что Вьетнам не играет никакой роли в плане американской безопасности. Согласно этому мнению, уход укрепил бы глобальные позиции Америки.
Такая точка зрения уже была высказана в 1966 году, когда сенатор Фулбрайт критиковал Соединенные Штаты за то, что они поддались «упоению силой», перепутав свою «силу с добродетелью, а основные обязанности с универсальной миссией»
[956]. Менее чем за два года до этого Фулбрайт упрекал де Голля за «запутывание ситуации», предлагая сделать Вьетнам нейтральным. Уже тогда Фулбрайт предупреждал, что подобный курс «может породить непредвиденную цепь событий, (так как) она (Франция) не является ни крупной военной, ни крупной экономической силой на Дальнем Востоке и в силу этого вряд ли окажется в состоянии контролировать или просто по-большому влиять на события, которые может обусловить ее инициатива». В 1964 году Фулбрайт увидел лишь два «реалистических» варианта событий: «расширение конфликта тем или иным способом» или «возобновление усилий по укреплению мощи Южного Вьетнама с тем, чтобы успешно вести военные действия в их нынешнем масштабе»
[957].
Что же произошло всего лишь за два года, что заставило сенатора понизить статус Вьетнама с жизненно важного до периферийного? И почему это отразило высокомерие, с которым администрация Джонсона тем временем отнеслась к обеим рекомендациям Фулбрайта? Руководители Америки, верные своим национальным традициям, не были довольны прекращением американской помощи Вьетнаму по причинам безопасности, что рано или поздно позволило бы начать дебаты по поводу затрат и выгод этого дела. Рассматривая проблему через призму внедрения демократии в Юго-Восточной Азии, они отказались от какого-либо логического конца в этом деле — и, как бывает всегда, — на пути выхода из него.
Противники войны шли тем же путем, что и руководители, ведшие ее, только в противоположном направлении. Они начинали, строя свои умозаключения на чрезвычайно практической основе: войну выиграть нельзя, издержки превышают получаемые выгоды, и Америка перенапрягается. Но эти критики, являвшиеся порождением того же самого американского идеализма, быстро перевели критику в моральную плоскость, разделив ее на две стадии. Во-первых, вели критику, исходя из того, что с моральной точки зрения нет существенной разницы между Ханоем и Сайгоном, тем самым ловко расправились с идеологическими причинами войны. Во-вторых, истолковывали настойчивость Америки в плане продолжения войны как отражение не ущербных практических суждений, а моральной гнили основы американской системы. В результате политика, пользовавшаяся поначалу почти всеобщей поддержкой, превратилась в течение двух лет в символ осуждения нравственности всей американской внешней политики, а через некоторое время в критику самого американского общества.
