Немедленный, безоговорочный и односторонний американский уход поставил бы также непреодолимые практические проблемы. Более полумиллиона американцев воевали на стороне южновьетнамской армии, насчитывавшей около 700 тысяч человек. Им противостояло по меньшей мере 250 тысяч военнослужащих регулярной северовьетнамской армии и такое же число партизан. В начальный период деятельности администрации Никсона принятие обязательства по немедленному одностороннему уходу из Вьетнама загнало бы обширный американский экспедиционный корпус в западню между глубоким возмущением южных вьетнамцев, преданных Америкой союзников, и неизбежным нападением со стороны северных вьетнамцев.
Согласно оценкам Министерства обороны, упорядоченный вывод войск мог бы быть организован самое меньшее чем через 15 месяцев, в течение которых позиции американских войск будут постепенно ослабевать до такой степени, что оставшиеся войска могут стать заложниками обеих вьетнамских сторон. Даже если предположить, что южновьетнамская армия скорее будет разбита, чем повернет против своего американского союзника, результатом все равно будет уход посреди неописуемого хаоса, тем более что Ханой обязательно постарается воспользоваться своим господствующим положением, чтобы навязать как можно более жесткие условия мира. Односторонний уход имел все предпосылки стать страшным и кровавым фиаско.
Прежде всего, администрация Никсона была убеждена в том, что односторонний уход способен превратиться в геополитическую катастрофу. Уверенность в надежности Америки с муками создавалась в течение 20 лет. Она была ключевым компонентом структуры свободного мира. Поворот на 180 градусов в отношении принимавшегося последовательно четырьмя администрациями главного американского обязательства президентом, до того ассоциировавшимся с консервативным внешнеполитическим курсом, вызвал бы глубочайшее разочарование среди союзников Америки, особенно среди тех, кто в наибольшей степени зависел от американской поддержки, вне зависимости от их согласия с деталями американской политики во Вьетнаме.
В такой обстановке администрация Никсона пришла к выводу, что ей требуется выработать стратегию, которая поколебала бы расчеты Ханоя на неизбежность полной победы и на его способность навязать американцам односторонний уход. В силу этого рассматриваемый второй вариант предполагал быстро довести дела до конца посредством сочетания политических и военных мер. Эта стратегия была мне лично по душе, поскольку я полагал, что она положит конец изнуряющей внутренней борьбе и позволит администрации перейти к выполнению задач, в большей степени нацеленных на объединение. Этот вариант включал в себя три следующих компонента. Во-первых, согласие конгресса на продолжение войны. Во-вторых, крупномасштабные усилия на переговорах, где Америка будет вправе делать любые возможные уступки, за исключением тайного сговора в захвате власти коммунистами. И в-третьих, измененная военная стратегия, которая в пределах Южного Вьетнама сосредоточится на защите густонаселенных районов при одновременных попытках нарушить линии снабжения Ханоя. Предполагалось перерезание «тропы Хо Ши Мина» в Лаосе, ликвидация плацдармов в Камбодже и минирование северовьетнамских портов. В течение четырех лет все эти меры были, в конечном счете, приняты, что заставило Ханой согласиться в 1972 году на те условия, которые он последовательно отвергал в течение десятилетия. Если бы все эти меры были представлены одновременно и тогда, когда у Америки во Вьетнаме еще были крупные наземные силы, воздействие их могло бы оказаться решающим.
В самом начале своего президентского срока Никсон, возможно, и обратился бы к конгрессу, очертил бы свои идеи относительно почетного окончания войны во Вьетнаме и попросил бы их одобрения, подчеркнув, что из-за продолжающейся войны у него не останется иного выбора, кроме одностороннего ухода, какими бы ужасными ни были последствия. Никсон отклонил совет по этому поводу по двум причинам. Во-первых, он рассматривал такой шаг как отказ от ответственности, возложенной на него как на президента. Во-вторых, отработав в течение шести лет членом конгресса, он был убежден — и почти наверняка был прав — в том, что конгресс обязательно избежит ясно выраженного решения и даст ему — в лучшем случае — весьма двусмысленное одобрение, подстрахованное таким количеством условий, что лишь усугубит проблему.
Поначалу Никсон не решался нанести удар по вьетнамской системе снабжения. Отношения с Советским Союзом и Китаем, по-прежнему остававшиеся непрочными, могли еще больше ухудшиться, и взаимоотношения в рамках треугольника, которые позднее придали американской внешней политике столь необходимую гибкость, могли бы сложиться гораздо позже или вовсе были бы сорваны. Подорванные надежды общественности на ослабление напряженности во Вьетнаме могли бы далее воспламенить пыл участников движения за мир. Результат военных действий выглядел слишком неопределенным, а внутренние последствия могли оказаться неуправляемыми. При этом «стратегия прорыва» могла встретить столь сильное сопротивление со стороны ближайших советников Никсона, что ее можно было бы претворить в жизнь только после перетряски кабинета, а такого рода трата президентской энергии могла бы лишь помешать осуществлению жизненно важных инициатив долгосрочного характера.
Американский народ, похоже, требовал от своего правительства одновременного достижения двух несовместимых целей: им хотелось, чтобы война окончилась и чтобы Америка не капитулировала. Эти двойственные чувства разделялись также и Никсоном, и его советниками. Стремясь провести американскую политику через это море противоречий, Никсон избрал третий вариант — так называемый путь «вьетнамизации» — и не потому, что, по его мнению, это был некий «бог из машины», своеобразная палочка-выручалочка в трудной ситуации, а потому, что, согласно его суждению, это был относительно безопасный способ сохранить равновесие между тремя ключевыми составляющими выпутывания Америки из Вьетнама. Речь идет о поддержании морального состояния внутри Америки на должном уровне, предоставлении Сайгону шанса честно прочно встать на ноги и обеспечении стимула для Ханоя к урегулированию вопросов. Поддержание всех этих трех сложно сочетающихся политических факторов в каком-то управляемом формате стало бы решающей проверкой умения Америки выпутаться из Вьетнама.
Американскую общественность следовало бы успокоить выводами американских войск и серьезными усилиями на переговорах; Южный Вьетнам смог бы получить подлинную возможность защищать себя при помощи крупномасштабной американской помощи и подготовки персонала; Ханою же был бы предложен как пряник в виде мирных инициатив, так и кнут в форме периодических акций возмездия, которые привели бы к его истощению и служили бы предупреждением о том, что сдержанность Америки имеет границы. Будучи сложной стратегией, «вьетнамизация», так или иначе, таила в себе огромный риск того, что она может не сработать в плане синхронизации трех элементов стратегии. Просто не хватит времени, и вся эта политика закончится громким провалом. Само это мероприятие было в лучшем случае ненадежным, поскольку каждый уход поощрял бы Ханой, а каждый прощальный выстрел подогревал бы движение за мир.
В направленной мною памятной записке Никсону от 10 сентября 1969 года, значительная часть которой была подготовлена Энтони Лейком, тогда являвшимся моим старшим помощником, позже занимавшим пост советника по национальной безопасности президента Клинтона, я обратил внимание на все риски, связанные с «вьетнамизацией»
[975]. Если «вьетнамизация» потребует слишком много времени, как утверждалось в памятной записке, общественное беспокойство могло бы скорее возрасти, чем ослабнуть. В таком случае администрация окажется на ничейной территории между «ястребами» и «голубями» — слишком много дающей противнику, с точки зрения «ястребов», и слишком воинственной, с точки зрения «голубей». Правительственные заявления, рассчитанные на то, чтобы умиротворить обе эти группы, возможно, и «собьют с толку Ханой, но также и закрепят его на позиции выжидания нашего ухода»:
