Решающим фактором, возможно, было то, что, оценивая последствия президентских выборов 1972 года, тщательно рассчитывающий все свои шаги Ханой на этот раз совершил крупный просчет. Ханой, похоже, поверил, что весьма убедительная победа Никсона на выборах развяжет ему руки в отношении ведения войны. Администрация Никсона знала, что новый конгресс не будет более благожелательно настроен по отношению к политике Никсона во Вьетнаме и, возможно, будет к нему лично еще более враждебен. Могла пройти одна из буквально множества резолюций конгресса по сокращению финансирования войны — возможно, в приложении к дополнительному закону, который должен был быть представлен на утверждение конгресса в начале 1973 года в связи с разгромом весеннего наступления коммунистов в 1972 году.
Я приветствовал перспективу мира в надежде, что он позволит Америке начать процесс национального выздоровления и вновь выковать двухпартийный консенсус, сформировавший американскую послевоенную внешнюю политику. В конце концов, движение за мир добилось своей цели обеспечения мира, в то время как те, кто стремился к почетному завершению войны, могли чувствовать себя удовлетворенными, поскольку их терпение принесло свои результаты. В моем кратком сообщении, в котором были обрисованы условия окончательного соглашения, я обращался к оппонентам в четырехлетних внутренних распрях: «…теперь должно быть ясно, что никто в связи с этой войной не обладает монополией на страдания и что никто из участников этих дебатов не имеет монополии на моральное понимание; и теперь, когда мы, наконец, достигли такого соглашения, по которому Соединенные Штаты не навязывают политическое будущее своим союзникам, соглашения, которое сохраняет достоинство и самоуважение для всех сторон, мы, залечивая раны в Индокитае, сможем начать залечивать раны в Америке»
[982].
Слабые перспективы национального единства, однако, необратимо рассеялись из-за проблемы Камбоджи. Поскольку Камбоджа была единственным театром войны в Индокитае, не унаследованным Никсоном от своих предшественников, она разожгла огонь межпартийных дебатов, превратив их в самое непримиримое разногласие вьетнамской эры.
В мои намерения не входит вновь напоминать об этих противоречиях. Подробности их уже рассмотрены в других трудах
[983]. По сути дела, обвинения со стороны критиков администрации сводятся к двум центральным пунктам: что Никсон необоснованно расширил войну, распространив ее на территорию Камбоджи, и что в этом процессе именно американская политика обязана нести ответственность за геноцид, осуществленный коммунистическими «красными кхмерами» после одержанной ими победы в 1975 году.
Сама идея того, что Никсон легкомысленно расширил границы войны, явилась перерождением стратегической концептуальной ошибки по поводу Лаоса, относящейся к 1961–1962 годам. Речь идет о том, что роль Америки в войне может быть ограничена Южным Вьетнамом, несмотря даже на то, что Ханой вел войну во всех трех странах Индокитайского театра военных действий. Северовьетнамская армия построила внутри Камбоджи целую сеть базовых лагерей непосредственно по ту сторону границы с Южным Вьетнамом, откуда совершались нападения в масштабе дивизий на американские и южновьетнамские войска. Лагеря снабжались либо по «тропе Хо Ши Мина» через Лаос, либо через камбоджийский морской порт Сиануквилль — все это представляло собой откровенное нарушение нейтралитета Камбоджи. По мере ускорения ухода американских войск боевые позиции как южновьетнамских, так и американских сил было бы невозможно защищать, если бы сеть снабжения осталась нетронутой, а уменьшающимся американским войскам противостояли бы по-прежнему многочисленные северовьетнамские части с неограниченными возможностями снабжения извне. В силу этого администрация Никсона приняла тактическое решение нанести удар по территории лагерей с воздуха в 1969 году и наземными силами в 1970 году. Воздушные удары были ответом на волну северовьетнамских атак на Юге, во время которых убивали по 400 американцев в неделю и которые представляли собой нарушение «взаимопонимания» Ханоя с президентом Джонсоном, достигнутое во времена прекращения бомбардировок в 1968 году. Наземные удары были стратегическим ходом для защиты уходящих американских войск численностью в 150 тысяч военных в год.
Без нарушения северовьетнамских баз снабжения никакая, даже тщательнейшим образом продуманная стратегия вывода американских войск не смогла бы сработать. В каждом отдельном случае американские наступательные действия приветствовались камбоджийскими властями, которые видели в них защиту камбоджийского нейтралитета; в конце концов, никто не приглашал северных вьетнамцев в Камбоджу.
Тем не менее оба американских военных шага стали очень эмоциональными проблемами в Соединенных Штатах, превратившимися в дебаты, перешедшие границы вопросов военной стратегии. Камбоджа быстро стала неотъемлемой частью основной вьетнамской дискуссии. Политика администрации являлась отражением стратегии; критика сосредоточивалась на моральной обоснованности войны как таковой. Этот подход был усилен неспособностью страны постичь природу и непримиримость революционной идеологии. Есть все доказательства тому, что «красные кхмеры» стали идеологическими фанатиками еще во времена своего студенчества в Париже в 1950-е годы. Они были преисполнены решимости вырвать с корнем и стереть с лица земли существующее камбоджийское общество и воплотить на практике своего рода безумную утопию путем уничтожения всех с «буржуазным» образованием, каким бы минимальным оно ни было
[984]. Предположение о том, что их превратили в убийц американские действия, имеет под собой точно такое же моральное основание, как утверждение о том, что холокост был вызван американскими стратегическими бомбардировками Германии.
Цель этих страниц состоит не в том, чтобы выработать окончательное суждение по тем вопросам, по поводу которых страсти достигали такого накала, что они тем временем породили собственную культовую литературу. Но Америка обязана отдать себе отчет в том, что, независимо от окончательных суждений по поводу мудрости американских тактических решений применительно к Камбодже, именно «красные кхмеры», как ни трагично это звучит, осуществляли убийства, а камбоджийцы расплачивались за раскол в американском обществе. Критики, которые сделали невозможным для Америки продолжение оказания помощи камбоджийскому правительству в его усилиях противостоять натиску «красных кхмеров», не осознавали того, что кровавая бойня последует за прекращением американской помощи, на чем они настаивали и чего они в конечном счете добились. Они, несомненно, были в ужасе от этого. И тем не менее их неверная оценка врагов, творивших геноцид, менее всего фигурировала в их оценках ситуации, сделанных уже задним числом, в отличие от осуждения ими собственных соотечественников.
