Первым арабским лидером, признавшим это, оказался Садат, который отказался от своего прежнего принципа «все или ничего» и, отвернувшись от Москвы, обратился к Вашингтону за помощью в постепенном продвижении к миру. Даже сирийский президент Хафез Асад, считавшийся наиболее радикальным из двух лидеров и более близкий к Советскому Союзу, обратился с призывом к американской дипломатии по поводу Голанских высот. В 1974 году были заключены промежуточные соглашения с Египтом и Сирией, с которых начался уход Израиля с арабских территорий в обмен на гарантии безопасности. В 1975 году Израиль и Египет заключили второе соглашение о разводе войск. В 1979 году Египет и Израиль заключили официальное мирное соглашение под эгидой президента Картера. С того времени каждая американская администрация вносила свой крупный вклад в процесс мирного урегулирования, включая первые прямые переговоры между арабами и израильтянами, организованные в 1991 году государственным секретарем Джеймсом Бэйкером, и израильско-палестинское соглашение, заключенное под эгидой Клинтона в сентябре 1993 года. Кремль ни в одной из этих инициатив не играл существенной роли.
На этих страницах невозможно углубляться в детали ближневосточной дипломатии, чьей основной целью являлось использование Соединенными Штатами отношений с Москвой для уменьшения советского влияния на Ближнем Востоке, без создания при этом крупномасштабного кризиса. Во время дебатов 1970-х годов критики Никсона любили высмеивать якобы имевшееся у него желание вовлекать Советский Союз в заключение соглашений ради самих соглашений, чтобы создать иллюзию разрядки напряженности. И тем не менее ближневосточная дипломатия Никсона была прекрасной иллюстрацией того, как Никсон и его советники претворяли в жизнь структуру мира, о которой так часто говорил президент. И речь тут шла вовсе не об иллюзорной погоне за «сотрудничеством ради сотрудничества», а о методике осуществления геополитического соперничества. Американская стратегия базировалась на предположении о том, что перед Советским Союзом должен быть поставлен выбор: либо отделиться от радикальных арабских клиентов, либо смириться с падением своего влияния. В конце концов именно эта стратегия урезала советское влияние и поставила Соединенные Штаты на ключевые позиции в ближневосточной дипломатии.
Администрация Никсона следовала двумя курсами для достижения этой цели. Во время войны на Ближнем Востоке она почти ежедневно пользовалась каналом связи с Кремлем, чтобы избежать принятия скоропалительных решений в накале страстей или на основе недостаточной информации. Это не могло исключить все виды напряженности, неизбежно возникающей в случае столкновения интересов, но снижало опасность возникновения кризиса из-за недопонимания. Одновременно мы вели переговоры по самому широкому спектру проблем, чтобы дать советским руководителям шанс, который им бы не захотелось упустить. Переговоры по Берлину обеспечивали советскую сдержанность на Ближнем Востоке вплоть до 1973 года. Позднее Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе помогало умерять советскую реакцию на разнообразные дипломатические пертурбации, уводившие Советский Союз на периферию ближневосточной дипломатии. Требовалось соблюдать хрупкое равновесие между определением значимых критериев прогресса и заключением самодостаточных соглашений, тем самым ставя их в зависимость от советской доброй воли. Разрядка не только сделала международную обстановку более спокойной, но она создала запреты, которые вынудили советских руководителей смириться с тем, что вылилось в крупномасштабное геополитическое отступление.
Несмотря на все эти успехи, администрация Никсона все время сталкивалась с растущей полемикой по вопросам внешней политики. Любой сдвиг в области внешней политики наталкивается на сопротивление со стороны приверженцев предыдущего курса; каждые увенчивающиеся успехом переговоры подвергаются критике тех, кто отрицает тот факт, что достигнутое соглашение отражает, как правило, скорее взаимные уступки, чем одностороннюю выгоду. Увязка шла вразрез с легалистской традицией американских внешнеполитических элит. Сближение с Китаем нанесло оскорбление китайскому лобби. Сочетание враждебного противостояния и сотрудничества, неотъемлемое для разрядки с Советским Союзом, раздражающе действовало на сторонников традиционного черно-белого принципа, предполагающего, что любая страна может быть либо дружественной, либо враждебной, но не сочетанием и того и другого, как это бывает в реальном мире.
Эти разногласия были очень похожи на те, с которыми Вильсон сталкивался в 1915–1919 годах, когда он сподвиг свою изоляционистскую страну на мировую роль. Они были похожи на то, с чем столкнулся Рузвельт в 1939–1941 годах, когда привел Америку к выступлению на стороне Великобритании. И это было схоже с тем, с чем вынужден был сражаться Трумэн в 1946–1949 годах, когда строил архитектонику холодной войны.
Ключевым отличием было то, что эти споры шли в самый разгар неурядиц во Вьетнаме, а затем сразу же последовал «Уотергейт». В американской системе управления президент является единственной фигурой, избираемой в общенациональном масштабе. Он также является единственной инстанцией, определяющей общенациональные цели. Прочие институты могут высказывать свои суждения по вопросам внешней политики, но только президент обладает полномочиями проводить эту политику в жизнь в течение продолжительного периода времени. Конгресс, как законодательный орган, имеет тенденцию дробить проблемы на ряд индивидуальных решений, которые он затем старается претворить на практике посредством взаимных компромиссов. Средства массовой информации могут рекомендовать курс, но они не в состоянии иметь дело с нюансами повседневной деятельности. Однако сущность внешней политики как раз и заключается в том, чтобы саккумулировать нюансы ради достижения долгосрочных целей. Таким образом, именно на президента возлагается прокладка курса на карте. И хотя другие институты имеют возможность его корректировать или даже срывать его осуществление, они не в состоянии предложить более или менее ясную альтернативу.
Все великие отправные точки в американской внешней политике были результатом взаимодействия сильного президента с другими американскими институтами. Президент выступает в роли просветителя, моральные представления которого составляют основы дебатов. Если бы не «Уотергейт», Никсон, не исключено, смог бы превратить весьма осязаемые внешнеполитические успехи первого срока пребывания на президентском посту в постоянные действующие принципы — примерно так же, как Франклин Делано Рузвельт создал, а затем закрепил новый подход к вопросам американской внутренней политики, а Трумэн и Ачесон начертали курс политики сдерживания.
Но способность Никсона вести людей за собой провалилась в результате «Уотергейта». Здесь не место углубляться в эту трагедию: для целей данного изложения достаточно подчеркнуть, что «Уотергейт» лишил Никсона морального авторитета, необходимого для исполнения функций просветителя, которых требовала его политика. Что касается повседневных вопросов, то президент до конца своего пребывания на посту продолжал действовать решительно и проницательно. Однако в том, что касается противоречий долгосрочного или концептуального порядка, президент по-прежнему мог ставить проблемы фундаментального характера, но не имел уже достаточных сил для формирования путей и способов их решения. При отсутствии регулятора в лице сильного президента, действующего в качестве арбитра и объединителя, каждая соперничающая группировка могла доводить свою конкретную точку зрения до крайности. Таким образом, значительная часть 1970-х годов превратилась в период углубления конфликтов по сравнению с теми, которые были неотъемлемой частью предыдущих крупных американских инициатив, — при отсутствии, однако, синтеза, который в другие периоды созидания придавал такой необходимый импульс всем американским новым начинаниям.
