Трудно было сравнивать ракетные силы обеих сторон. Американские ракеты были меньше и точнее; половина из них была оснащена разделяющимися боеголовками (то есть каждая ракета могла бы нести несколько ядерных устройств). Советские ракеты были крупнее, грубее и менее гибкие в применении. Их количество также превышало американские примерно на 300 единиц. Пока каждая из сторон самостоятельно принимала решения, такая разница, похоже, никого не беспокоила, без сомнения, потому что у Америки было крупное превосходство по самолетам и, в силу наличия разделяющихся боеголовок, имелось непрерывное увеличение преимущества по боеголовкам, которое только возросло бы за пять лет действия этого соглашения.
Тем не менее, как только соглашение ОСВ было подписано на московской встрече в верхах в мае 1972 года, отсутствие паритета по согласованному количеству пусковых установок неожиданно стало предметом споров. Сложилось странное положение. Еще когда переговоров по ОСВ не было и в проекте, Соединенные Штаты сами установили существовавший тогда потолок. Пентагон не делал никаких попыток увеличить эти уровни на протяжении всего первого срока пребывания Никсона на посту президента; не было получено от Пентагона ни одного запроса на предмет увеличения стратегических сил, и уж, само собой, ни один такой запрос не был отклонен. И даже после того как были согласованы более высокие равные потолки по последующему соглашению, заключенному в 1974 году во Владивостоке, Министерство обороны ни разу не предложило увеличить количество пусковых установок, определенное еще в 1967 году.
Однако пришелец с Марса, наблюдающий за разворачивающимися внутриамериканскими дебатами, услышал бы потрясающую сказочку о том, как правительство Соединенных Штатов «согласилось» с ракетным неравенством и дало обязательство ограничиться своей собственной односторонней программой, которую в отсутствие договора ОСВ никто не пытался менять и которую так никто и не поменял, даже тогда, когда через два года потолок был снят, — не поменяла его даже администрация Рейгана. Уровень сил, добровольно принятый Соединенными Штатами, так как он обеспечивал Америку бо́льшим количеством боеголовок, чем находилось в распоряжении Советского Союза, и который Соединенные Штаты не имели права менять в период действия соглашения, внезапно был назван опасным, когда он был подтвержден как часть договоренности
[1029].
К несчастью для Никсона и его советников, «неравенство» относится к числу тех самых кодовых слов, которые порождают собственную реальность. Ко времени опровержения со стороны администрации, когда был сделан сравнительный подсчет пусковых установок и боеголовок, когда уже был рассчитан и оговорен потолок, все остолбенели, при этом оставалось лишь неприятное ощущение того, что администрация защищает «ракетное неравенство», неблагоприятное для Соединенных Штатов.
Администрация Никсона видела в договоре ОСВ средство защиты существенных оборонительных программ против нападок конгресса двумя способами: она настаивала на том, чтобы установленные соглашением потолки рассматривались конгрессом лишь как исходные уровни, а представление соглашения в конгресс она сопроводила запросом на увеличение оборонного бюджета на 4,5 миллиарда долларов с целью модернизации. Даже теперь, по прошествии 20 лет, большинство ключевых стратегических программ (бомбардировщик В-1, бомбардировщик «Стелс», экспериментальная ракета MX, стратегические крылатые ракеты, ракеты и подводные лодки типа «Трайдент») возникло в администрациях Никсона и Форда во время действия соглашения ОСВ.
То, что внешне выглядело как дебаты по поводу ракетных сил обеих сторон, на самом деле символизировало более глубокие и вполне обоснованные озабоченности. Джексон и его сторонники видели во всевозрастающем внимании к проблеме контроля над вооружениями — а фактически почти одержимости ею со стороны средств массовой информации и академических кругов — потенциальную угрозу любой серьезной оборонной политике. Новые военные программы во все большей степени оправдывались тем, что они могли бы послужить козырными картами на будущих переговорах по ОСВ. Поддерживающие Джексона силы опасались, что подобные тенденции могут разрушить какое бы то ни было стратегическое рациональное зерно в обосновании решений по вопросам обороны. В конце концов, какой смысл ассигновывать скудные ресурсы на дорогостоящие программы, главной целью которых должно было бы стать предложение от них отказаться?
В данном контексте дебаты по поводу условий соглашения были в итоге направлены на то, как смириться с концом американского стратегического превосходства. Теоретически на протяжении десятилетия понималось, что разрушительное действие ядерного оружия означало взаимный тупик, тем самым исключало победу любой ценой, с чем мог бы согласиться любой разумно мыслящий политический руководитель. Именно осознание этого факта заставило администрацию Кеннеди выработать доктрину «гарантированного уничтожения», согласно которой политика сдерживания базировалась на способности каждой стороны произвести опустошение другой.
Совершенно неспособная разрешить сложившуюся дилемму, эта стратегическая доктрина лишь дала ей новое наименование. Национальная стратегия, опирающаяся на угрозу самоубийства, не могла рано или поздно не зайти в тупик. А договор ОСВ-1 убедил общественность в том, что эксперты уже знали, по крайней мере, на протяжении десятилетия. Внезапно на ОСВ обрушились обвинения за состояние дел, которое существовало бы даже в еще более раздражающей степени в условиях неограниченной гонки вооружений. Дилемма была довольно реальной, но ее породил не договор ОСВ. До тех пор пока сдерживание приравнивалось к взаимному уничтожению, психологическое неприятие ядерной войны было подавляющим. Америка изготовляла оружие, предназначенное лишь для того, чтобы удержать противника от применения ядерного оружия, а не имея в виду его актуальность в связи с любым предполагаемым политическим кризисом. Как только такого рода понимание сути дела проникло бы в умы, взаимно гарантированное уничтожение неизбежно подорвало бы моральный дух и разрушило бы существующие союзы. Именно это, а не ОСВ представляло собой истинную ядерную дилемму.
Таким образом, по своей сути дебаты по поводу ОСВ — и разрядки — отражали бунт против мира, в котором идеологический конфликт велся не на жизнь, а на смерть бок о бок с неизбежной стратегической патовой ситуацией. Подлинная схватка по поводу ОСВ имела в своей основе две совершенно разные оценки ядерного тупика. Никсон и его советники пришли к выводу о том, что любая сторона, которая была в состоянии бросать вызов, за исключением развязывания ядерной войны, со временем могла бы нарастить достаточный для шантажа потенциал и проводить политику ползучего экспансионизма. Вот почему Никсон сделал такой упор на сдерживании геополитической угрозы. В отсутствие способности к противодействию — способности разоружить противника первым ударом — американская стратегическая мощь становится менее и менее подходящей для защиты заморских территорий, включая сюда, в конце концов, даже Европу (см. двадцать четвертую главу).
