Как часто мог президент повторять свою стандартную фразу о том, что «ядерная война никогда не должна начинаться», прежде чем будет подорвано доверие к реальности ядерной угрозы? Сколько следовало предпринять этапов ядерного разоружения, прежде чем стратегия гибкого реагирования оказалась технически невозможной? К счастью, Советы к тому времени стали слишком слабыми, чтобы подвергнуть испытанию эту потенциальную уязвимость, а тревоги американских союзников уносились ветром по мере ускорения упадка Советского Союза.
То, что Рейган был кем угодно, только не циником, становилось очевидным, как только у него появлялась возможность претворить в жизнь свою мечту о безъядерном мире. Убежденный в том, что запрет ядерной войны объективно является вопросом столь первостепенной важности, что все разумные люди с ним согласятся, Рейган был абсолютно готов к тому, чтобы действовать вместе с Советским Союзом на двухсторонней основе в отношении вопросов наиболее фундаментального значения без консультаций с союзниками, чьих национальных интересов это также могло бы касаться. В наиболее драматической форме это проявилось в 1986 году во время встречи в верхах Рейгана с Горбачевым в Рейкьявике. Во время продолжавшихся 48 часов бурных и эмоциональных переговоров с их взлетами и падениями, как на американских горках, Рейган и Горбачев в принципе договорились сократить в течение пяти лет все стратегические силы на 50 процентов и ликвидировать все баллистические ракеты в течение 10 лет. В какой-то момент Рейган вплотную подошел к принятию советского предложения о ликвидации всех видов ядерного оружия.
В этом смысле Рейкьявик приблизил создание советско-американского совместного господства, чего так долго опасались союзники и нейтральные страны. Если другие ядерные державы откажутся действовать в унисон с советско-американской договоренностью, они подвергнутся общественному позору, нажиму со стороны сверхдержав или окажутся в изоляции; если они согласятся, то получится, что на деле Великобритания, Франция и Китай будут принуждены Соединенными Штатами и Советским Союзом отказаться от независимого ядерного сдерживания, то есть от того, что находящиеся у власти правительства Тэтчер и Миттерана и китайские руководители даже отдаленно не были готовы делать.
Рейкьявикская сделка сорвалась в последний момент по двум причинам. На столь раннем этапе своего правления Горбачев просто переоценил имеющиеся у него на руках карты. Он попытался объединить уничтожение стратегических ракет с запретом на испытания СОИ в течение десятилетнего периода, однако неверно оценил как своего собеседника, так и собственную позицию на переговорах. Умный тактик на месте Горбачева предложил бы опубликовать информацию о достигнутом — а именно о ликвидации ракетных сил — и передать вопрос об испытании систем СОИ на переговоры в Женеве по вопросам контроля над вооружениями. Это заморозило бы то, что было уже согласовано, и породило бы крупный кризис как внутри Североатлантического альянса, так и в американско-китайских отношениях. Пытаясь добиться большего, Горбачев столкнулся с обещанием, данным Рейганом еще до начала встречи, — не использовать СОИ как предмет торга на переговорах. Когда настойчивость Горбачева еще более возросла, Рейган ответил на это так, как никогда бы не посоветовал специалист в области внешней политики: он просто встал и вышел. Через много лет, когда я спросил у одного из ведущих советников Горбачева, присутствовавшего на переговорах в Рейкьявике, почему Советы не согласились на то, что уже было принято Соединенными Штатами, тот ответил: «Мы предусмотрели все, за исключением того, что Рейган сможет покинуть переговоры».
Вскоре после этого Джордж Шульц произнес глубокомысленную речь, показывающую, почему представления Рейгана относительно ликвидации ядерного оружия на деле отвечали интересам Запада
[1073]. Однако язык этой речи, искусно сформулированной в поддержку «менее ядерного мира», демонстрировал, что Государственный департамент — болезненно переживающий опасения союзников — еще не встал на точку зрения Рейгана относительно полного устранения ядерного оружия.
После Рейкьявика администрация Рейгана занялась той частью повестки дня рейкьявикской встречи, которая была непосредственно реализуема: 50-процентным сокращением стратегических сил, то есть тем, что предусматривалось первой стадией всеобъемлющей договоренности, касающейся запрещения всех видов ракет. Было достигнуто соглашение об уничтожении американских и советских баллистических ракет промежуточной и средней дальности в Европе. Поскольку это соглашение не касалось ракетных сил Великобритании и Франции, межсоюзнические споры 25-летней давности вновь не возникли. Но в силу тех же обстоятельств начался процесс превращения территории Германии в безъядерную и, соответственно, ее потенциального отсоединения от Североатлантического альянса. Германия выиграла бы от неминуемого превращения в безъядерную страну, только приняв политику нанесения первого ядерного удара, что шло целиком и полностью вразрез со стратегией НАТО и развертываниями ракет американцами. Если бы холодная война продолжалась, то в результате этого Федеративная Республика стала бы следовать более национально ориентированной и менее союзнической внешней политике, из-за чего британский премьер-министр Тэтчер была столь обеспокоена возникшими тенденциями на переговорах по контролю над вооружениями.
Рейган превратил то, что прежде было бегом на марафонскую дистанцию, в спринт. Его конфронтационный стиль, граничащий с рискованной дипломатией, возможно, сработал бы в самом начале холодной войны, когда еще не закрепились обе сферы интересов, и сразу же после смерти Сталина. Именно на такой дипломатии настаивал, в сущности, Черчилль, когда вернулся на свой пост в 1951 году. Как только раздел Европы был заморожен и до тех пор, пока Советский Союз по-прежнему чувствовал себя уверенно, попытка силой навязать урегулирование почти наверняка вызвала бы крупномасштабное столкновение и напряженность в Североатлантическом альянсе, большинство членов которого не желали ненужных трений. В 1980-е годы советская стагнация вновь дала возможность для ведения наступательной стратегии. Распознал ли Рейган степень дезинтеграции волевого настроя Советов или его своеволие наложилось на благоприятные обстоятельства?
В конце концов неважно, действовал ли Рейган инстинктивно или в результате анализа. Холодная война уже не продолжалась, по крайней мере частично, из-за давления со стороны администрации Рейгана на советскую систему. К концу пребывания Рейгана на посту президента повестка дня переговоров между Востоком и Западом вернулась к временам разрядки. Вновь контроль над вооружениями стал центральной темой переговоров между Востоком и Западом, хотя и с большим упором на сокращение вооружений и большей готовностью к устранению целых классов вооружений. Что касается региональных конфликтов, то тут Советский Союз выступал в роли обороняющейся стороны и утратил в значительной степени свои способности по провоцированию беспорядков. В условиях уменьшения степени озабоченности вопросами безопасности по обеим сторонам Атлантики стал расти национализм, даже притом что по-прежнему провозглашалось единство союзников. Америка во все большей и большей степени стала полагаться на оружие, размещенное на собственной территории или имеющее морское базирование, в то время как Европа расширяла проработку политических вариантов в отношении Востока. В итоге эти негативные тенденции были вытеснены в связи с крахом коммунизма.
