Эти тенденции останутся не до конца выявленными, пока у власти будет оставаться Гельмут Коль, наследник аденауэровской традиции (см. двадцатую главу). И тем не менее он последний лидер подобного типа. Выходящее на авансцену поколение не имеет личных воспоминаний о войне и о роли Америки в возрождении опустошенной послевоенной Германии. У него, у этого поколения, нет эмоциональных причин полагаться на наднациональные институты или подчинять собственную точку зрения или Америке, или Франции.
Огромным достижением послевоенного поколения американских и европейских руководителей стало их признание того, что если Америка не будет органично связана с Европой, то ей понадобится пойти на вовлеченность в дела второй позднее и при гораздо менее благоприятных обстоятельствах для обеих сторон. Сегодня это справедливо как никогда. Германия стала до такой степени сильной, что существующие европейские институты не способны сами по себе обеспечить баланс между Германией и ее европейскими партнерами. Не может и Европа, даже включая Германию, справиться самостоятельно как с возрождением, так и с распадом России, этими двумя наиболее угрожающими результатами постсоветских потрясений.
Не в интересах ни одной из стран, чтобы Германия и Россия зациклились друг на друге либо как на главном партнере, либо как на главном противнике. Если они чересчур сблизятся, то вызовут страх перед кондоминиумом; если они будут ссориться, то втянут Европу в обостряющиеся кризисы. У Америки и Европы существует взаимная заинтересованность не допустить, чтобы неуправляемая национальная германская и российская политика сталкивались в самом центре континента. Без Америки Великобритания и Франция не смогут поддерживать политический баланс в Западной Европе; Германию начнет искушать национализм; России будет не хватать глобального партнера. А в отрыве от Европы Америка может превратиться не только психологически, но и географически и геополитически в остров у берегов Евразии.
Возникший после окончания холодной войны порядок ставит перед Североатлантическим альянсом три ряда проблем. Речь, в частности, идет об отношениях внутри традиционной структуры союза, об отношениях атлантических государств с бывшими сателлитами Советского Союза в Восточной Европе и, наконец, об отношениях государств — преемников Советского Союза, особенно Российской Федерации, с североатлантическими государствами и с Восточной Европой.
Над регулированием внутренних взаимоотношений внутри Североатлантического альянса довлела вечная борьба между американской и французской точками зрения на атлантические отношения. Америка осуществляет лидерство в НАТО под знаменами интеграции. Франция, выступая за европейскую независимость, формировала облик Европейского союза. Результатом этих разногласий является тот факт, что американская роль в военной области является излишне доминирующей, чтобы способствовать европейской политической идентичности, в то время как роль Франции излишне настойчива в деле обретения европейской политической автономии, чтобы обеспечить внутреннее единство НАТО.
В интеллектуальном смысле этот спор отражает конфликт между концепциями Ришелье и идеями Вильсона — между пониманием сущности внешней политики как средства достижения баланса между различными интересами и пониманием смысла дипломатии как способа утверждения лежащей в основе всего гармонии. Для Америки объединенное командование НАТО представляет собой выражение союзнического единства; для Франции оно выглядит как тревожный сигнал. Американские руководители с огромным трудом пытаются понять, почему какая-то страна может отстаивать право на независимые действия, если Америка вовсе не собирается держать в своем арсенале возможность оставления своего союзника в тяжелом положении. Франция же видит в неохотном восприятии Америкой независимой в военном отношении роли Европы скрытую попытку доминирования.
На самом деле каждый из партнеров следует концепции международных отношений, усвоенной из собственного исторического опыта. Франция является наследником европейского стиля дипломатии, который она на самом деле сама и создала более 300 лет назад. В то время как Великобритания вынуждена была отказаться от роли хранителя баланса сил, Франция, так или иначе, продолжает отстаивать raison d’etat и предпочитает четкий расчет интересов, чем стремление достичь абстрактной гармонии. Точно так же убежденно, хотя и в течение более краткого срока, Америка претворяла в жизнь вильсонианство. Уверенная в существовании лежащей в основе всего гармонии, Америка настаивала на том, что поскольку задачи, стоящие перед Европой и Америкой идентичны, то европейская автономия либо не нужна, либо даже опасна.
С двумя величайшими европейскими проблемами современного периода — интеграцией объединенной Германии в Запад и отношением Североатлантического альянса к новой России — нельзя справиться путем буквального применения государственного подхода, свойственного либо Ришелье, либо Вильсону. Подход Ришелье поощряет национализм отдельных европейских стран и ведет к разделенной на части Европе. Вильсонианство в чистом виде ослабило бы европейское чувство идентичности. Попытка построить европейские институты на основе оппозиции Соединенным Штатам в итоге разрушит как европейское единство, так и атлантическую общность. С другой стороны, Соединенным Штатам не следует бояться возросшей европейской самобытности внутри НАТО, поскольку трудно себе представить автономные европейские военные действия какого бы то ни было масштаба и где бы то ни было без американской политической и материальной поддержки. В конце концов, не объединенное командование обеспечивает единство, а ощущение взаимно разделяемых политических и оборонных интересов.
Противоречие между Соединенными Штатами и Францией, между идеалами Вильсона и Ришелье оказалось отмененным в связи с обстоятельствами. Как Североатлантический альянс, так и Европейский союз является неотъемлемой составной частью здания нового и стабильного мирового порядка. НАТО является наилучшей защитой от военного шантажа, откуда бы он ни исходил; Европейский союз представляет собой весьма важный механизм обеспечения стабильности в Центральной и Восточной Европе. Оба института необходимы, чтобы привязать бывших сателлитов Советского Союза и государства-преемники к мирному международному порядку.
Будущее Восточной Европы и государств — преемников Советского Союза — не одна и та же проблема. Восточная Европа была оккупирована Красной армией. Восточная Европа идентифицировала себя, политически и культурно, с западноевропейскими традициями. Особенно это относится к странам Вышеградской группы: Польше, Чешской Республике, Венгрии и Словакии. Не обладая связями с Западной Европой и атлантическими институтами, эти страны могут стать ничейной землей между Германией и Россией. А чтобы эти связи имели осмысленный характер, Вышеградские страны должны принадлежать как к Европейскому союзу, так и к Североатлантическому альянсу. Чтобы быть экономически и политически жизнеспособными, они нуждаются в Европейском союзе, а чтобы обеспечить безопасность, они смотрят на Североатлантический альянс. По правде говоря, членство в одном из институтов предполагает членство и в другом. Поскольку большинство членов Европейского союза являются членами НАТО и поскольку невероятно, чтобы они игнорировали нападение на одного из своих членов после достижения определенной степени европейской интеграции, членство в Европейском союзе тем или иным способом приведет к распространению, по крайней мере де-факто, гарантий со стороны НАТО.
