Поскольку до начала конференции повестка дня не согласовывалась, делегаты прибывали, не зная, в каком порядке будут рассматриваться те или иные вопросы. Таким образом, Парижская конференция закончилась, имея в итоге 58 различных комиссий. Большинство из них занималось территориальными проблемами. Учреждался отдельный комитет по каждой стране. В дополнение к этому были комитеты, занимавшиеся виновниками войны и военными преступниками, репарациями, портами, водными путями и железными дорогами, трудовыми вопросами и, наконец, Лигой Наций. В общей сложности члены комитетов и комиссий провели 1646 заседаний.
Бесконечные дискуссии по второстепенным вопросам не позволяли со всей ясностью осознать основополагающий факт того, что для завоевания прочного мира урегулирование должно базироваться на какой-то доминирующей концепции — особенный перспективный подход относительно будущего Германии. Теоретически такую роль должны были бы сыграть американские принципы коллективной безопасности и самоопределения. На практике же реальной проблемой конференции, оказавшейся к тому же неразрешимой, стали расхождения между американской и европейской концепциями международного порядка, особенно французской. Вильсон отвергал мысль о существовании структурных причин международных конфликтов. Полагая, что гармония является естественным явлением, Вильсон стремился к учреждению институтов, которые устранили бы иллюзию конфликта интересов и позволили бы утвердиться глубинному чувству мировой общности.
Франция, театр множества европейских войн и сама участник еще большего их количества, не давала убедить себя в том, что столкновение национальных интересов нереально, или в том, что существует некая вселенская, основополагающая гармония, до сего времени скрытая от человечества. Две немецкие оккупации на протяжении 50 лет вызвали у Франции ужас перед очередным раундом завоеваний. Она стремилась заполучить материальные гарантии своей безопасности, а задачу морального усовершенствования человечества оставить другим. Но ощутимые гарантии предполагали либо ослабление Германии, либо твердое заверение в том, что в случае новой войны другие страны, особенно Соединенные Штаты и Великобритания, выступят на стороне Франции.
Поскольку Америка выступала против расчленения Германии, а перспектива коллективной безопасности представлялась Франции чересчур призрачной, единственным решением проблемы Франции представлялось американское и британское обязательства защищать ее. А именно это обе англосаксонские страны всеми силами стремились не давать. Без перспектив такого рода гарантий Франции оставалось выпрашивать для себя иные средства для достижения собственных целей. Америку защищало ее географическое положение, а капитуляция германского флота и его передача победителям развеивала опасения Англии относительно угрозы ее господству на морях. И одну лишь Францию из числа победителей просили основывать собственную безопасность на мировом общественном мнении. Ведший от имени Франции переговоры Андре Тардье утверждал, что:
«Для Франции, как и для Великобритании и Соединенных Штатов, необходимо создание зоны безопасности. …Эту зону морские державы создают при помощи своих флотов и благодаря ликвидации немецкого флота. Такую зону Франция, не защищенная океаном и не способная устранить миллионы немцев, обученных ведению войны, обязана создать на Рейне посредством союзнической оккупации этой реки»
[312].
И, тем не менее, требование Франции отделить Рейнскую область от Германии шло вразрез с американским убеждением в том, что «такой мир будет противоречить всему, что мы отстаивали»
[313]. Американская делегация утверждала, что отделение Рейнланда от Германии и постоянное размещение там войск союзников вызовет вечное недовольство Германии. Член британской делегации Филип Керр сказал Тардье, что Великобритания считает независимое рейнское государство «источником осложнений и слабости. …Если произойдут локальные конфликты, куда они заведут? Если из-за этих конфликтов случится война, ни Англия, ни ее доминионы не проникнутся глубочайшим чувством солидарности с Францией, вдохновлявшим их во время последней войны»
[314].
Французские руководители были гораздо менее озабочены последующим недовольством Германии относительно ее конечной мощи. Тардье стоял на своем:
«Вы говорите, что Англии не нравится, что английские войска используются далеко от дома. Речь идет именно об этом. У Англии всегда были войска в Индии и Египте. Почему? Потому, что она знает, что ее граница проходит не в районе Дувра. …Просить нас отказаться от оккупации — это все равно, что просить Англию и Соединенные Штаты затопить весь свой боевой флот»
[315].
Если Франции будет отказано в буферном государстве, ей потребуются какие-то другие гарантии, предпочтительно в виде союза с Великобританией и Соединенными Штатами. Если понадобилось бы, Франция была готова принять такую интерпретацию концепции коллективной безопасности, какая позволила бы достигнуть тех же результатов, что и традиционный альянс.
Вильсон так сильно стремился к учреждению Лиги Наций, что время от времени выдвигал теории в поддержку надежд Франции. В ряде случаев Вильсон характеризовал Лигу как международный трибунал, где будут разрешаться споры, меняться границы и где международные отношения приобретут так необходимую гибкость. Один из советников Вильсона, доктор Исайя Боуман, так обобщил вильсоновские идеи в письменной справке, составленной на борту корабля, доставлявшего их в декабре 1918 года на мирную конференцию. Лига должна была обеспечить: «…территориальную целостность плюс последующие изменения условий и изменения границ, если может быть доказано, что свершилась несправедливость или что изменились обстоятельства. И такого рода перемены будет легче осуществить тогда, когда улягутся страсти, и все дела можно будет рассматривать скорее в свете справедливости, чем в свете следующей сразу же за окончанием продолжительной войны мирной конференции. …Противоположностью подобному курсу было бы отстаивание идеи великих держав и баланса сил, а такая идея всегда влекла за собой лишь агрессию, эгоизм и войну
[316].
После пленарного заседания 14 февраля 1919 года, на котором Вильсон раскрыл содержание Устава Лиги Наций, он почти в тех же выражениях говорил со своей женой: «Это наш первый настоящий шаг вперед, поскольку я теперь понимаю, еще больше, чем когда бы то ни было, что, как только Лига будет учреждена, она сможет выступать в роли арбитра и исправлять ошибки, неизбежные в мирном договоре, который мы в настоящее время пытаемся составить»
[317].
