Не без оснований историки утверждают, что именно отказ Соединенных Штатов вступить в Лигу Наций предопределил судьбу Версальского договора. Отказ Америки ратифицировать договор или стать гарантом неприкосновенности французских границ, связанной с договором, бесспорно, содействовал деморализации Франции. Но при наличии в стране изоляционистских настроений членство Америки в Лиге Наций или ратификация гарантий вряд ли что-то коренным образом изменили. В любом случае, Соединенные Штаты не применили бы силу для противостояния агрессии и не дали бы такое определение агрессии в соответствии с условиями, которые не подходили бы к реалиям Восточной Европы, — во многом схоже с тем, как поступила Великобритания в 1930-е годы.
Крах Версальского договора носил структурный характер. Мир, продолжавшийся в течение столетия с момента окончания Венского конгресса, прочно стоял на трех столбах, каждый из которых был неотъемлемым элементом: на мире, основанном на примирении с Францией, на балансе сил и на общем для всех понятии легитимности. Одного лишь относительного согласительного мира с Францией было бы недостаточно, чтобы предотвратить ее стремление к реваншу. Но Франция знала, что Четверной союз и Священный союз всегда смогут собрать превосходящие силы, делая тем самым французский экспансионизм чересчур рискованным предприятием. Одновременно периодические европейские конгрессы давали Франции возможность участвовать в «Европейском концерте» на равных. Более того, все крупные страны разделяли общие ценности, так что существовавшие обиды не перерастали в попытку поломать сложившийся международный порядок.
Версальский договор не отвечал ни одному из этих условий. Его положения были слишком обременительны для достижения примирения, но недостаточно суровыми для обеспечения постоянного подчинения. Действительно, было нелегко находить баланс между удовлетворением и подчинением Германии. Маловероятно, что, воспринимая предвоенный мировой порядок как сугубо ограничительный, Германия удовлетворилась бы какими-либо условиями, предложенными ей после поражения.
У Франции было три стратегических выбора: попытаться сформировать антигерманскую коалицию, изыскать возможности расчленения Германии или попытаться умиротворить Германию. Все попытки сформировать союзы провалились, поскольку Великобритания и Соединенные Штаты ответили отказом, а Россия более не была составной частью европейского равновесия. Разделению Германии противодействовали те же страны, что отвергали союз, но на чью поддержку в экстренных ситуациях Франция, тем не менее, вынуждена была рассчитывать. А для умиротворения Германии было еще или слишком поздно, или слишком рано — слишком поздно потому, что умиротворение было несовместимо с Версальским договором, а слишком рано потому, что французское общественное мнение было еще к этому не готово.
Как это ни парадоксально, но и уязвимость Франции, и стратегическое преимущество Германии были усилены именно благодаря Версальскому договору, несмотря на его статьи, предусматривающие меры наказания. Перед войной у Германии были сильные соседи, как на востоке, так и на западе. Она не могла осуществлять экспансию ни в одном из направлений, не натолкнувшись на сопротивление крупного государства — Франции, Австро-Венгерской империи или России. Но после заключения Версальского договора на востоке у Германии больше не было противовеса. С учетом ослабления Франции, исчезновения Австро-Венгерской империи и временного отхода России на задний план не было ни малейшей возможности реконструировать старый баланс сил, особенно с учетом того, что англосаксонские страны отказались гарантировать версальское урегулирование.
Еще в 1916 году лорд Бальфур, тогдашний британский министр иностранных дел, предвидел, по крайней мере, часть опасности, которая маячила перед Европой, когда он предупреждал, что существование независимой Польши сделает Францию беззащитной в следующей войне. По его словам, если бы «Польша стала независимым королевством, превратившись в буферное государство между Россией и Германией, то в будущей войне Франция оказалась бы предоставленной на милость Германии по той причине, что Россия не смогла бы прийти ей на помощь, не нарушив нейтралитета Польши»
[331] — точная дилемма 1939 года. Чтобы сдерживать Германию, Франции требовался союзник на востоке, который мог бы принудить Германию вести войну на два фронта. Россия была единственной страной, достаточно сильной для выполнения такой роли. Но в условиях, когда Польша разделяла Германию и Россию, Россия могла оказывать нажим на Германию, только нарушая неприкосновенность Польши. А сама Польша была слишком слаба, чтобы взять на себя роль России. Версальский договор фактически предоставлял стимул для России и Германии разделить Польшу, что в точности они и сделали 20 лет спустя.
В отсутствие великой державы на востоке, которая могла бы сыграть роль союзника, Франция поспешила усилить вновь образованные государства, чтобы создать иллюзию противостояния Германии на двух фронтах. Она поддерживала новые восточноевропейские государства в их желании урвать дополнительные территории от Германии или от того, что осталось от Венгрии. Несомненно, у новых государств был стимул поддерживать у Франции иллюзии по поводу того, что они смогли бы послужить противовесом Германии. И, тем не менее, эти новорожденные государства никак не были способны принять на себя роль, которую до того времени играли Австрия и Россия. Раздираемые внутренними конфликтами и взаимным соперничеством, они были слишком слабы. А на востоке маячила восстанавливающаяся Россия, бурлящая по поводу своих собственных территориальных потерь. Восстановив свои силы, Россия сделалась такой же внушительной угрозой независимости малых стран, как и Германия.
Таким образом, стабильность на континенте теперь стала зависеть от Франции. В свое время, чтобы сломить Германию, потребовались объединенные силы Америки, Великобритании, Франции и России. Из числа этих стран Америка вновь вернулась к изоляционизму, а Россия была оторвана от Европы революционной драмой и так называемым «санитарным кордоном» из малых восточноевропейских государств, ставших на пути прямой русской помощи Франции. Для сохранения мира Франция должна была бы играть роль полицейского во всей Европе. Но она не только утратила вкус и лишилась сил для проведения такого рода интервенционистской политики, но, даже если бы она и попыталась ее проводить, то оказалась бы в одиночестве, брошенная как Америкой, так и Великобританией.
Самым опасным недостатком версальского урегулирования была, однако, психологическая слабость. Мировой порядок, созданный Венским конгрессом, цементировался принципом консервативного единства, соединенного вкупе с принципом баланса сил; по сути, те державы, усилия которых требовались в наибольшей степени для его поддержания, также считали его справедливым. Версальское урегулирование было мертворожденным, поскольку ценности, которые оно проповедовало, вступали в противоречие со стимулами, необходимыми для его поддержания: большинство государств, требуемое для обеспечения защиты соглашения, считали его в той или иной мере несправедливым.
