Великобритания, как всегда, справедливо утверждала, что после победы переустройство международного порядка потребует возврата бывшего противника в сообщество наций. Но удовлетворение обид Германии не вернуло бы стабильности до тех пор, пока баланс сил продолжал склоняться в сторону Германии. Франция и Великобритания, единство между которыми было жизненно важно для сохранения последних остатков европейского баланса сил, взирали друг на друга с разочарованием и непониманием. В то время как действительная угроза равновесию — Германия и Советский Союз — оставались в стороне от международной жизни в угрюмом недовольстве. Великобритания излишне преувеличивала мощь Франции; Франция излишне переоценивала собственные возможности использования Версальского договора для компенсации своего снижающегося статуса по отношению к Германии. Страх Великобритании по поводу возможного установления Францией гегемонии на континенте был нелепым; убежденность Франции в том, что она может вести свою внешнюю политику, основываясь на сохранении за Германией статуса поверженной, являлась самообманом с нотками отчаяния.
Возможно, наиболее существенной причиной отказа Великобритании от союза с Францией было то, что ее руководители в глубине души не считали Версальский договор справедливым. И менее всего они считали таковым урегулирование в Восточной Европе. И они боялись, что союз с Францией, имевшей пакты с восточноевропейскими странами, может втянуть ее в конфликт по не подходящим проблемам и ради защиты не тех стран. Ллойд Джордж так выразил общепринятую точку зрения того времени:
«Британский народ… не готов к тому, чтобы его вовлекали в споры, которые могли бы возникнуть из-за Польши или Данцига, что в Верхней Силезии. …Британский народ чувствует, что среди населения в этих местах Европы нет стабильности, и оно легко приходит в волнение; они могут начать воевать в любую минуту, и будет очень трудно установить, кто в этом споре прав, кто виноват»
[342].
При подобном отношении к делу британские государственные деятели использовали дискуссии относительно возможности союза с Францией преимущественно как тактический прием для облегчения французского нажима на Германию, а отнюдь не в качестве серьезного вклада в дело международной безопасности.
Франция, таким образом, продолжала отчаянные попытки ослабить Германию; Великобритания же пыталась найти такие формы обеспечения безопасности, которые свели бы на нет французские страхи и не потребовали бы обязательств со стороны Великобритании. Это напоминало невыполнимую задачу о квадратуре круга, поскольку Великобритания не могла заставить себя дать Франции ту одну гарантию, которая позволила бы той вести более мирную и спокойную внешнюю политику по отношению к Германии. Речь шла о полномасштабном военном союзе.
Осознав в 1922 году, что британский парламент никогда не одобрит официальное военное обязательство, французский премьер-министр Бриан вернулся к прецеденту Антанты 1904 года — англо-французскому дипломатическому сотрудничеству без положений о военных обязательствах. Но в 1904 году Великобритания испытывала угрозу от военно-морской программы Германии и постоянных выпадов в свой адрес. К 1920-м годам она стала меньше бояться Германии, чем Франции, чье поведение ошибочно объясняла высокомерием, а не паникой. И хотя Великобритания нехотя приняла предложение Бриана, реальный мотив такого поступка нашел свое отражение в циничной ноте британского кабинета, защищавшей альянс с Францией как средство укрепления связей Великобритании с Германией:
«Германия для нас является самой важной страной в Европе не только в силу нашей торговли с нею, но также и потому, что она является ключом к ситуации в России. Помогая Германии, мы можем при нынешних обстоятельствах навлечь на себя обвинение в том, что бросаем Францию; но если Франция была нашим союзником, подобное обвинение не может быть сделано»
[343].
Но французский президент Александр Мильеран либо почувствовал британскую уклончивость, либо нашел, что договоренности носят весьма аморфный характер, и отверг план Бриана, что привело к отставке премьер-министра.
Расстроенная неудачной попыткой добиться классического британского альянса, Франция затем попробовала добиться того же результата через Лигу Наций путем разработки точного определения агрессии. Успех в этом деле давал бы Франции твердые обязательства в рамках Лиги Наций, — превращая тем самым Лигу в глобальный альянс. В сентябре 1923 года по настоянию Франции и Великобритании Совет Лиги разработал универсальный договор о взаимной помощи. В случае возникновения конфликта Совет был бы наделен полномочиями определять, какая страна является агрессором, а какая жертвой. Тогда каждый член Лиги был бы обязан оказать помощь жертве, в случае необходимости силой, на том континенте, на котором географически располагался подписавшийся член Лиги (это уточнение было добавлено для того, чтобы обязательства Лиги не распространялись на колониальные конфликты). Поскольку, как предполагалось, обязательства в соответствии с доктриной о коллективной безопасности возникали на основе общих дел, а не вследствие национальных интересов, договор устанавливал, что жертва агрессии для получения права на помощь должна была предварительно подписать договор о разоружении, одобренный Лигой, и сокращать свои вооруженные силы в соответствии с согласованным графиком.
Поскольку жертва, как правило, является слабой стороной, договор о взаимной помощи между членами Лиги Наций фактически стимулировал агрессию, требуя от более незащищенной стороны усугубить собственные трудности. Было нечто абсурдное в самом предположении защищать международный порядок во имя отличников разоружения, а не ради обеспечения жизненно важных национальных интересов. Более того, так как потребовались бы годы на обсуждение графиков сокращения по договору о всеобщем разоружении, то универсальный договор о взаимопомощи образовывал огромный временной вакуум. С учетом того, что вопрос об обязательствах Лиги по оказанию сопротивления агрессору отнесен на отдаленное и неопределенное будущее, Франции и любой другой стране, которой угрожают, предстояло встретиться со своими рисками в одиночку.
Несмотря на освобождающие от ответственности оговорки, договор не вызвал поддержки. Соединенные Штаты и Советский Союз вообще отказались его рассматривать. Мнением Германии даже не поинтересовались. Как только стало ясно, что проект договора обяжет Великобританию, имеющую колонии на всех континентах, помогать любой жертве агрессии, где бы то ни было, премьер-министр лейбористского правительства Рамсей Макдональд посчитал себя обязанным заявить, что Великобритания не может принять этот договор, несмотря на то что она оказывала содействие в его разработке.
