– Нам надо было выяснить, где вы, – объяснил Полик.
– Меня подозревали?
Полик кивнул.
Капитан корабля вышел вперед и подал Верлаку лист бумаги.
– Я готов подтвердить, что месье Мартан поднялся на борт корабля в прошлое воскресенье здесь, в Тулоне, и с тех пор до сегодняшнего дня не покидал его – за исключением краткой стоянки в Канне.
– Спасибо, – кивнул Верлак.
– Вы не скажете моим родителям, что я был в этом круизе?
– Нет, – ответил Верлак. – Но поскольку они уже знают, что вы побывали в Провансе, самое время сообщить им… ваши известия.
– Нет, – отказался Мартан. – От меня отрекутся.
– Возможно, вы ошибаетесь, – предположил Верлак. – Уверен, рано или поздно они свыкнутся с этой мыслью.
– Нет, только не они.
– В любом случае вы будете спокойно спать по ночам, разве нет?
– Может быть, – произнес Мартан. – Но тогда у меня не будет ни родных, ни наследства.
Глава 11
Изменившийся городок
Как странно, думала Полин Даррас, – городок выглядит знакомым, совсем как предыдущие пятьдесят лет, и в то же время совершенно другим. Сами здания остались прежними, сложенными из местного золотистого камня, который добывали в каменоломнях на окраине. Благодаря этой каменоломне и пористому желтоватому камню бывшая деревня и разбогатела. И главная улица не изменилась – она все так же поворачивала на восток возле винных погребов кооператива, а затем полого спускалась на север, уводя из городка, пока не выбегала на занятые виноградниками равнины за окраиной. Конечно, здания с дорогами и не должны меняться, если они не разрушены войной, размышляла мадам Даррас, сидя на скамейке под платаном. Или землетрясением. Дату она вспомнила сразу -1909 год, тогда погибло четырнадцать жителей городка.
Мимо прошла молодая мамочка, одетая, по мнению мадам Даррас, «рискованно» – в юбке, чересчур короткой для ее невысокой плотной фигуры. Женщина раздраженно выговаривала своему сыну, который казался уже слишком большим для коляски, где сидел, и для пустышки, которую сосал. Мальчика звали англосаксонским именем, но и он, и его мать явно были французами. Вот что изменилось, поняла мадам Даррас: люди и магазины. Еще пятьдесят и даже тридцать лет назад она, сидя на этой же скамейке, видела бы вокруг только знакомые лица. И ее все знали: местные жители проходили бы мимо, кланяясь и приветствуя ее: «Добрый день, мадемуазель Обанель». Или даже останавливались бы поболтать о нынешнем жарком сентябре или просили передать привет сестрам Полин. Натали была двумя годами старше ее, Клотильда – двумя годами младше.
– Умница Клотильда, – пробормотала мадам Даррас. Пора было зайти в церковь, расспросить, где сейчас Клотильда, потому что сама она никак не могла вспомнить. В церкви она отдохнет от жары, думала Полин Даррас, вновь радуясь тому, что предприняла эту поездку. Она поднялась со скамьи и направилась по главной улице к церкви. Здание с округлой апсидой в романском стиле было одним из первых, которые путешественник видел, приближаясь к городку с юга, со стороны Экса. К тому времени, как мадам Даррас дошла до церковного придела, на нее накатила усталость, и она уже пожалела о покупке вина в магазине кооператива. В винах она не разбиралась, поэтому их всегда покупал Жиль. Поставив сумку у ног, она осмотрела придел. Здесь не было никаких украшений, и мадам Даррас это нравилось. По сторонам здания росли два высоких кипариса. Ни скульптур, ни орнаментов – только колокол на небольшой звоннице над церковным фронтоном. Деревянная входная дверь не заперта, как и думала мадам Даррас. Она не знала, что большинство провинциальных церквей во Франции с недавних пор днем запирают, опасаясь грабежей и вандализма, но в эту церковь недавно пришла уборщица и оставила дверь открытой.
Скамья Обанелей находилась слева от прохода, в третьем ряду, мадам Даррас нашла ее и села. Уборщица, моющая пол в алтаре, подняла голову, кивнула и продолжала работу. Интерьер придела резко контрастировал с наружными стенами из грубо обтесанного камня: выбеленные стены были гладкими, потолок выкрашен ярко-голубой краской, которую, по-видимому, реставраторы начала двадцатого века предпочитали всем прочим. Мадам Даррас наклонилась вперед и потеребила маленький медный крючок, на который они вешали шляпки, а мама – сумочку. Крючок выскользнул из пальцев и с громким щелчком вернулся в прежнее положение, прилегая к спинке впереди стоящей скамьи. Уборщица снова подняла голову, мадам Даррас поспешно встала, перекрестилась перед алтарем и вышла.
От церкви будет проще простого дойти до дома, где прошло ее детство. Она сунула руку в сумочку, вынула бутылку вина и поставила ее к каменной стене церкви. Или она сама вернется попозже и заберет ее, или это сделает кто-нибудь из местных жителей, или та же уборщица. Пусть забирают, она все равно купила эту бутылку только из-за водителя автобуса.
Дорожка, ведущая от церкви в сторону усадьбы «Отель Больен», была тенистой, по обе стороны разрослась валериана, бабочки кружили над пышными сиреневыми соцветиями. Дойдя до конца дорожки, мадам Даррас нахмурилась и остановилась. По другую сторону улицы должен был стоять дом ее подруги Филомены – построенный в двадцатых годах, после Первой мировой войны, симпатичный коттедж, где Филомена жила с матерью и двумя незамужними тетками. Девушки подружились, когда пели в церковном хоре. Мимо дома пролегала тропинка, по которой Полин с сестрами всегда ходили домой. Она не бывала здесь много лет, последний раз Жиль привозил ее сюда на машине, и, наверное, она не смотрела по сторонам, но, как теперь выяснилось, дом Филомены и тропинка исчезли, их место занял ряд современных бунгало, отделенных друг от друга переулочками – видимо, для парковки. Бедняжка Филомена, подумала мадам Даррас. В каком-то из этих невзрачных домишек во всю мощь орало радио – или телевизор, она так и не поняла, но вздрогнула, проходя мимо. Ей так и не вспомнилось, что Филомена вышла за одного из сыновей Жуберов, что вскоре после свадьбы они переселились в Экс и что Филомена по-прежнему поет в хоре, но уже в церкви Святого Иоанна Мальтийского.
Мадам Даррас еще немного прошла по улице, однако новые дома виднелись повсюду, насколько хватало взгляда. Внезапно она почувствовала себя страшно усталой, было по-прежнему жарко. Она понятия не имела, который теперь час, но понимала, что надо вернуться на ту же скамейку и дождаться автобуса, если она хочет попасть домой к ужину (на самом деле часы уже показывали четверть восьмого). Мадам Даррас повернула обратно, решив, что навестит дом своего детства в другой раз, как вдруг громкая музыка смолкла, передняя дверь одного из бунгало распахнулась. Сокрушенно цокая языком, мадам Даррас отметила, что желтую отделку двери давным-давно пора подновить, и вдруг отпрянула, инстинктивно прижимая к груди сумочку.
– Привет! – поспешно произнес мужчина, закрывая за собой дверь. – Вот так сюрприз!
– Ничего странного, – отозвалась мадам Даррас. – Это же моя родина.
– Вот как? – переспросил он.
– Я здесь выросла, – объяснила она. – А вот здесь жила Филомена.
