– Правильно делаешь.
– А что я должен был подумать? – продолжал Оливье, обращаясь к сыну. – Кто еще мог взять ключи от этого погреба? Я был в шоке.
Виктор повернул голову и посмотрел на отца.
– Ну ладно. Но имей в виду: я никогда и ни за что не взял бы твое… то есть наше вино.
– Хорошо, – ответил Оливье. – Но если тебе понадобятся деньги, не важно зачем, попроси у нас, ладно?
– Конечно!
Гравий во дворе зашуршал под колесами машины, и Оливье с Виктором привстали, чтобы выглянуть из окна спальни.
– А, это Реми, приехал отвезти отца на boules
[20]. -Они проводили глазами Альбера Боннара, который быстро прошел по двору к побитому фургону почтальона, прижимая к себе кожаную спортивную сумку.
– Да уж, любит он эти boules, – со смехом поддержал Виктор, снова падая в постель и накрываясь одеялом до подбородка.
– Зря устраиваешься, – заметил Оливье, снова усаживаясь у него в ногах. – Вчера мне звонил муж Элен, Бруно, – ты ведь помнишь его?
– Ага. Такой громила, похожий на регбиста, да еще коп.
– Полицейский, – поправил Оливье. – Да, он самый. И рассказал, что его босс, Антуан Верлак, сходил в Париже к одному вору, который как раз крал вина, и раздобыл кое-какие сведения, которые нам помогут.
Виктор сел.
– Да? Теперь что, копы… то есть полицейские, ходят в гости к ворам?
– Вообще-то тот вор уже исправился и теперь помогает полиции раскрывать дела о краже дорогих вин.
– Ну и что он сказал? – поторопил Виктор.
– Что наш вор вернется. – Оливье Боннар поднялся и положил руку на дверную ручку. – Так что вставай и одевайся.
– Так мы его караулить будем или что? Я еще не завтракал. С чего вдруг такая спешка?
– Просто я только сейчас из подвала, – сообщил Оливье. – У нас снова пропало вино.
Марин знала, что католичка из нее никудышная. Порой она жалела, что беспрекословной веры, как у ее родителей, она лишена. Ей нравилась таинственная атмосфера церкви и сами церемонии, но не настолько, чтобы регулярно ходить к мессе. Может, это лишь предлог? И она просто чересчур ленива, чтобы по воскресеньям выбираться из постели в самую рань? Нет, вряд ли. Она не могла согласиться с позицией папы римского по вопросу абортов и контрацепции. Но как ни парадоксально, именно в церкви она чувствовала себя превосходно. Ей нравились голые каменные стены и золотистый свет, вливающийся в высокие окна, как этим субботним утром, нравились песнопения и возможность о многом подумать. Марин чуть ли не вздохнула с облегчением, узнав, что этим утром Верлаку надо во Дворец правосудия, и сразу поняла, что сама непременно пойдет в церковь Святого Иоанна Мальтийского.
Лоснящиеся шоколадные каштаны падали с деревьев в сквере, Марин легонько отфутболивала их со своего пути, шагая к церкви. Заметив новую застекленную дверь, она смутно припомнила, как мать рассказывала ей, во сколько обошлась установка и как долго монахам пришлось искать именно такую дверь, как надо. Как всегда, в церкви пахло ладаном, от красоты центрального нефа с высоким потолком у Марин перехватило дыхание. Здесь все как будто купается в золотистом сиянии, думала она, садясь и оглядываясь по сторонам. Золотистыми были каменные стены, свет со стороны южных окон, позолоченная кафедра проповедника, статуи Девы Марии, начищенные медные канделябры, даже плетеные тростниковые сиденья. Она повернулась так, чтобы видеть новый орган, купленный главным образом на доходы от продажи вина, которую организовали ее родители: он тоже был золотистым, вырезанным из светлого дерева – возможно, березы? – с блестящими стальными трубами, взмывающими к потолку. Марин вдруг осознала, что своим триумфом церковь обязана гармоничной красоте. Ни один предмет не выделялся на общем фоне – скажем, известная картина или выдающаяся скульптура. Церковь в целом – совершенство.
Усиливающийся шум заставил ее оглянуться: в церкви вдруг стало людно, пожилые женщины входили, неся большие охапки цветов и взволнованно переговариваясь. Ну конечно, подумала Марин: сегодня же суббота в начале сентября, наверняка здесь намечается свадьба, а то и две. Она встала с места и направилась в придел, чтобы поставить свечу. В южном приделе всегда было слишком влажно и неуютно, и Марин заметила, что стены здесь облупились и потрескались еще сильнее, чем в ее прошлый приход. Бросив два евро в прорезь свечного ящика, она услышала гулкий стук монеты. Наклонив голову и сложив вместе ладони, Марин принялась молиться – всем святым, какие только услышат ее. Потом подняла руку и осторожно ощупала внешнюю сторону левой груди. Опухоль была на месте – совсем как твердая горошина, или, пожалуй, размером побольше, с ядрышко миндаля. Несколько минут Марин стояла неподвижно, глядя на мерцающее пламя свечи и пытаясь абстрагироваться от шума в церкви у себя за спиной. На этот раз ей помогут не святые, а современная медицина, и все-таки хорошо, что она сюда зашла. Обернувшись, она некоторое время наблюдала, как хлопочут женщины, украшая церковь, и почти позавидовала их субботним хлопотам. Как приятно, наверное, твердо знать, что и когда ты должен делать.
– Вот так встреча! – произнес мужской голос у нее за спиной. – Неужели Марин Бонне?
Обернувшись, она увидела перед собой улыбающегося священника, отца Жан-Люка.
– Здравствуйте, святой отец. – Она пожала ему руку и еле удержалась, чтобы не добавить: «Давно не виделись», – хотя улыбающийся священник, по-видимому, ничуть не обижался, что ее нога не переступала порог церкви с самых похорон Этьена де Бремона. Собеседнику Марин хватило такта не спрашивать, что она делает в церкви, – впрочем, он видел, как она ставила свечу.
– Как вам наше приобретение? – спросил он, кивая в сторону органа, который занимал большую часть хоров.
– Изумительно, – откликнулась Марин. – Родители говорили, что он огромный, но я понятия не имела, насколько.
– Вашу матушку пришлось убеждать, что продажа вина, особого купажа «Сен-Жан де Мальт», поможет расплатиться за орган, – сообщил священник. – Но едва она взялась за дело, как оказалось, что в коммерции ей нет равных!
Марин рассмеялась:
– Я купила несколько ящиков, и многие мои друзья тоже.
– Хорошее «розе», верно? – спросил отец Жан-Люк. – Я не большой любитель розового, в жару предпочитаю пиво, но это вино и вправду отменное.
Марин улыбалась и кивала, радуясь тому, что священник поделился с ней мнением о винах.
– Ну, мне пора, – продолжал он. – Как видите, на сегодня у нас большие планы.
– Да, вижу, святой отец. – Она снова пожала ему руку. – Хорошего вам дня.
– Вам тоже, Марин. Рад был повидаться.
Она проводила его взглядом: дойдя до алтаря, священник повернул направо и скрылся в ризнице – вероятно, решил перекусить до того, как в церкви начнется свадебная суматоха.
