– А Натали? – спросила Марин. – Насколько я понимаю, она была не похожа на сестер.
– Вы обратили внимание на волосы Кристофа?
Марин кивнула:
– Черные как смоль.
– Как и у его матери, и у меня, пока не поседели. – Филомена коснулась своей прически. – У Натали Шазо большие карие глаза, высокий рост и крепкое сложение. Я бы не назвала ее толстой, но она всегда выглядела если не крупной, то уж совсем не миниатюрной.
– Мадам Жубер, вы хотите сказать, что Натали от другого отца? – спросила Марин. – Сводные братья и сестры могут разительно отличаться внешне, несмотря на то, что мать или отец у них общие.
Мадам Жубер снова перекрестилась.
– Но дело даже не во внешности. Натали была явной любимицей их матери. Я всегда думала – это потому, что Натали старшая, но однажды, когда лежала дома с гриппом, случайно услышала, как мама разговаривала с соседкой в кухне. Соседка во время войны жила в Париже и служила горничной, а мадам Обанель – в то время ее звали Франсин Линьон – училась в Сорбонне. Дело было еще до того, как она вернулась в Ронь и вышла за месье Обанеля – они любили друг друга с юности. Они должны были пожениться сразу после лицея, но Франсин пошла на попятный. Она расторгла помолвку и переехала в Париж, чтобы продолжить учебу. Это случилось в тридцать девятом году, а потом началась война…
– И Париж был оккупирован, – закончила Марин.
– Да, и Франсин, если так можно выразиться, застряла там. Но в сорок третьем году она наконец вернулась в Ронь… – Мадам Жубер подалась к Марин. – Enceinte
[25].
– Она была беременна Натали? – уточнила Марин.
– Да. – Мадам Жубер выпрямилась и помолчала, ожидая, пока до Марин дойдет известие, которое сама она, несомненно, считала шокирующим.
– Но ведь такое случалось сплошь и рядом, разве нет? – спросила Марин. – Наверное, у Франсин был роман с солдатом, а потом он погиб…
– Да, погиб, и да, он действительно был солдатом. Только не нашим. Sale boche!
[26]
– Немец? А как же черные волосы?..
Мадам Жубер рассмеялась.
– Видимо, не все немцы в Париже были голубоглазыми блондинами. В прошлом году мы с мужем впервые летали на самолете в Венецию – дети подарили нам поездку, храни их Господь. И знаете что? Итальянцы светловолосые и голубоглазые. Даже рыжие попадаются. Далеко не у всех черные волосы, как у эмигрантов из Италии здесь, в Провансе. Я больше похожа на итальянку, чем они.
– Откуда же вы узнали, что отец Натали был немцем? – спросила Марин. Слова «бош» она избегала. Война давно закончилась, а это грубое выражение коробило ее.
– Наша соседка, та самая, которая в тот день заглянула к моей маме, работала горничной в одном из немецких штабов в особняке неподалеку от парка Монсо. Этот немецкий офицер был важной шишкой, и она видела, что он все время увивается вокруг Франсин… Эти двое неплохо ладили, если вы понимаете, о чем я.
– Вы уверены?
– Сама Полин Обанель подтвердила, когда мы были еще девчонками. Она мне все и рассказала. И даже разыскала у матери в гардеробе письма и фотографию.
– Тогда вы и поняли, что доверять ей нельзя, – предположила Марин.
– Да.
Марин прикрыла глаза.
– Душераздирающая история.
Мадам Жубер лишь фыркнула, пристукнув по столу кулаком.
Спорить с пожилой женщиной Марин даже не пыталась.
– Но зачем Полин досаждает своей сестре Натали тем, что случилось с их матерью?
Мадам Жубер пожала плечами:
– Полин всегда была зловредной. Понятия не имею почему, такой уж она была.
Ни та, ни другая не допили кофе, и он успел остыть. Еще несколько минут они беседовали о погоде и о новом торговом центре, который только что открылся в конце бульвара Мирабо и вызывал неприязнь у обеих. Обратный путь к квартире Верлака Марин проделала как в трансе. В воскресенье людей на улицах было мало, только редкие прохожие глазели на витрины и туристы бродили с путеводителями в руках, рассматривая фонтаны и ораторианские статуи на углах зданий Экса, построенных во времена Средневековья и Ренессанса. Марин думала о Сильви, которая до сих пор находилась на отдыхе, и скучала по ней. Однажды июльским вечером они с Сильви засиделись допоздна, и после того, как Сильви уложила Шарлотту, вдвоем посмотрели передачу и документальный фильм «Дети любви» – о детях, рожденных от матерей-француженок и отцов-немцев во время Второй мировой войны. Весь фильм обе всхлипывали, пока Сильви наконец не поставила между ними коробку бумажных платков и не налила две щедрые порции виски. Ведущий передачи, известный историк, объяснил, что от таких связей во Франции родилось более двухсот тысяч детей, причем узы любви связывали лишь немногих родителей, и теперь у этих детей насчитывается миллион потомков.
– В том числе и Кристоф, – шептала Марин, поднимаясь по улице Гастон Сапорта.
Глава 15
Oh voleur, Oh voleur!
[27]Бруно Полик придержал дверь перед Жюлем Шельфером.
– Может, это неписаное правило – что на больничной парковке вечно не хватает мест? – предположил он.
– Я как раз думал о том же самом, шеф, – отозвался Шельфер. – Когда мама рожала мою младшую сестру, отец ездил кругами вокруг парковки и никак не мог найти свободное место. Мама была вне себя от ярости. Эту историю они оба любят рассказывать.
Полик рассмеялся.
– Сколько же детей у вас в семье?
– Я старший из шести.
– И я тоже.
Они подошли к стойке администратора, где кипела работа. Полик обратился к сотруднице больницы:
– Мы к доктору Далмейда. Меня просили подойти сначала к вам, поскольку она не знала, где именно будет утром.
Не поднимая головы, администратор заговорила совсем о другом. Полик переглянулся с Шельфером и пожал плечами: он не сразу заметил, что в ушах у девушки наушники и что она говорит по телефону. Она записала пациента к врачу, приняла еще один звонок, а тем временем двое полицейских ждали. Когда последовал третий звонок, Полик начал оглядываться в поисках еще кого-нибудь. За стойку зашла какая-то женщина, неся папки и громко чавкая жвачкой.
– Простите, я комиссар Бруно Полик, нам сказали обратиться сюда по поводу помещения для допросов, – сказал он ей.
Женщина равнодушно окинула его взглядом, не проронила ни слова, оставила папки возле администратора, которая все так же говорила по телефону, круто повернулась и ушла. Дождавшись, когда администратор закончит разговор, Полик протянул руку и осторожно снял с нее наушники.
