Он прошел через маленькую лужайку за домом – впрочем, для участка в центре города лужайка могла считаться большой, хотя и узкой, и тянулась на пятьдесят метров от дома. В запущенном саду уцелели лишь две высокие пальмы, растущие в глубине по сторонам участка, да пара олеандров. Мокасины Филиппа утопали в траве, неожиданно зеленой и сочной для Прованса благодаря недавним и неожиданным дождям. Он остановился у границы сада, под навесом, который его каменщик наскоро возвел над ямой. Опустившись на четвереньки, Филипп сдернул брезент и посветил фонариком вниз, где когда-нибудь появится винный погреб, оборудованный по последнему слову техники. Он намеренно распорядился перебросить строителей с погреба на еще один крупный фронт работ – итальянскую кухню. И каждый день не мог дождаться шести часов, когда рабочие, которые являлись на стройку, уйдут и он сможет изучить свой трофей. Он практически выгонял их из дома.
Филиппу требовалось время, чтобы решить, как быть дальше и как избежать огласки. Мадам Даррас уже не могла ему помешать, но ее муж, возможно, продолжает наблюдать за ним. А вдруг она рассказала мужу, что скрывает Леридон? Он оглянулся на окна «Отель де Барле», но солнце все еще светило прямо в них, поэтому он так и не понял, следит за ним кто-нибудь из окна или нет. Рискованно было выходить в сад и заглядывать в яму средь бела дня, но Филипп извелся от нетерпения, думая, что находка по-прежнему здесь и ждет его. О ней никто не знал, кроме самого Филиппа и его каменщика, а тот поклялся молчать. Каменщику пришлось приплатить, чтобы он держал язык за зубами. Ничего подобного Филипп Леридон не видел никогда в жизни, у него слезы наворачивались при мысли, что все это принадлежит ему.
По пути домой Верлак остановился посреди площади Архиепархии, подбоченился, оглядел высокие платаны, выстроившиеся вдоль зданий, а потом запрокинул голову и засмотрелся на небо, где летали стрижи.
– Привет, Антуан! – послышался знакомый голос. Верлаку протянули руку для пожатия.
– А, привет, Омар, – ответил Верлак и пожал руку хозяину кафе, расположенного у северо-западного угла площади.
– Задумались? – спросил Омар.
– Да.
– Ладно, не буду вам мешать. – Омар улыбнулся и отошел.
Поворачиваясь вокруг своей оси, Верлак разглядывал площадь со всех сторон. Потом остановился, посмотрел на землю и пнул опавший лист. Что общего могло быть у мадемуазель Монмори и мадемуазель Дюран? Они даже жили в разных городах, вдобавок Жизель Дюран редко выходила из дома. Однако убийца знал обеих женщин, мало того – знал, где они живут и когда остаются одни. Может, это кто-то из Экса? Но Лаура Матур сказала, что машину Жизель не водила, значит, в Эксе скорее всего бывала редко. Правда, она могла ездить туда на автобусе. Он часто видел их на кольцевой дороге, обычно они были битком набиты старшеклассниками, съезжающимися в Экс на уроки со всей округи. И мадам Даррас уехала на автобусе, значит, ходят они часто…
Глава 19
Южный шарм
Верлак взбежал по четырем лестничным маршам на свой этаж и, тяжело отдуваясь, завозился с ключами.
– Привет, Марин! – крикнул он, открывая дверь.
– Привет! Я в спальне, – ответила она, – работаю.
– Сейчас приду! – Он схватил мобильник и позвонил Полику. – Привет, Бруно, извините за беспокойство. Вы не отправите мне в сообщении номер телефона начальника мадемуазель Монмори? Забыл, как его зовут…
– Камиль Иакелья, – подсказал Полик. – Сейчас отправлю.
– Спасибо. Я поговорю с ним, а потом перезвоню вам. Чао.
Как только пришло сообщение с номером мобильника, принадлежавшего директору банка, Верлак набрал его и, сгорая от нетерпения, стал ждать, когда Иакелья ответит.
– Ну давай же… давай… – торопил его Верлак.
Иакелья ответил после четвертого сигнала.
– Алло?
– Здравствуйте, месье Иакелья, – заговорил Верлак. – Это судья Верлак. У меня к вам один вопрос…
– Слушаю вас.
– Мадемуазель Монмори водила машину?
– Да.
Верлак вздохнул.
– Понятно…
– Но в последнее время – нет, – продолжал Иакелья. – Ее машина вышла из строя примерно полгода назад, и она копила деньги на новую.
– Как же она добиралась куда-нибудь?
– Ее подвозил кто-нибудь из коллег. Или на автобусе.
– Огромное вам спасибо, – сказал Верлак. – Извините за беспокойство.
– Ничего страшного. Надеюсь, я хоть чем-нибудь вам помог. Мы так опечалены ее смертью. – Он шмыгнул носом, прокашлялся и добавил: – Мы, наверное, увидим вас на панихиде? Она состоится завтра в одиннадцать, в церкви Мадлен.
Верлак закрыл глаза.
– Постараюсь прийти. Всего хорошего.
Марин вышла из спальни с книгой в руках.
– А, привет! – Она прошла через кухню и поцеловала Верлака. – М-м, пастис.
– Все они – Сюзанна, Полин и Жизель – ездили на автобусе, – объявил он.
Марин отступила на шаг.
– Серьезно? Хочешь сказать, это не просто совпадение? Водитель автобуса?
– Может быть, но как он узнал, где они живут?
– И почему напал на мадам Даррас? – подхватила Марин. – Эта подробность не вписывается. Кстати, ты уже говорил с Филиппом Леридоном?
– Тебе он настолько не понравился, да? – спросил Верлак. – Завтра поговорю. Жиль Даррас сообщил Бруно о скандале, который ты видела на почте, – мадам Даррас пожаловалась на него мужу.
– Мадам Даррас не слышала, что сказал Леридон после того, как она ушла, – заметила Марин. – Что без таких женщин, как она, мир был бы лучше, или что-то в этом роде.
Верлак кивнул, направился к холодильнику и вынул бутылку белого из Макона.
– Судя по тому, что мне рассказывали, я был бы о ней такого же мнения. – Взглянув на бутылку, он увидел, что она уже откупорена. – О, ну и как оно?
– Превосходное, – ответила Марин. – Очень способствует чтению.
– Не сомневаюсь.
– Сегодня я ходила поговорить с мадам Жубер… с Филоменой, – сообщила Марин.
Верлак налил себе белого вина.
– Спасибо. И что она?
– Совершает паломничество.
– Merde! А с ней никак нельзя связаться?
– Брат Бенуа пытался найти для меня номер телефона, я с ним недавно разговаривала. Группа Филомены задержалась в пути из-за дождя, теперь они отстают от графика. Он все еще пытается выяснить, где они сейчас находятся. И намерен также сообщить мадам Жубер о смерти мадам Даррас, ведь когда-то они были близкими подругами. А как в остальном прошел твой день?
Верлак взял свой бокал, поднялся на пять ступенек, ведущих из открытой кухни и столовой в гостиную, и сел в кожаное кресло.
