— Хан… — завыл в трубке взволнованный голос, не дождавшийся привычного «Алло!» или хотя бы «Вас слушают».
— Вы не туда попали, — перебив, механическим голосом сказал директор и положил трубку, но руки с нее не снял. Тотчас телефон вновь зазвонил.
— Я слушаю вас, — с вежливым равнодушием откликнулся директор.
— Дениса Ричардовича можно? — уже не воя, а полуплача, взмолился все тот же голос.
Директор устроился в вертящемся кресле поудобнее, переложил трубку от правого уха к левому и только тогда предложил:
— Говорите. Я слушаю вас.
— Старик едет туда!
— Да неужели?! — издевательски изумился директор. — Ты что думал — он сложа руки сидеть будет? Пришел, видимо, контрольный срок, и он ищет.
— Так ведь прямо туда!
— Куда же еще? Он вслепую искать не станет. А на что его высокий дружок из главной конторы? По сводке происшествий просчитали возможные варианты. И старик с его опытом сразу же выбрал наиболее перспективный.
— А вдруг липу учует?
— Тогда я всерьез спрошу с тебя, петушок. У тебя были все возможности для того, чтобы никто и никогда не учуял липы.
— Что делать… — похоже, чуть было опять не вырвалось «Хан», но после легкого заикания прозвучало: — Денис Ричардович?
— Приглядывай и паси.
С его-то кривой ногой да по откосу! Заходили со стороны мальчишьей тропкой, он помогал себе самшитовой палкой, его деликатно поддерживал за локоток замначальника райотдела милиции по оперативной работе, но все равно было тяжело. Дойдя до обгоревшего остова шестой модели «жигулей», Смирнов облегченно выдохнул и признался:
— Тяжело. — И, не дав главному оперу района выразить сочувствие типа — старость не радость, недовольно спросил: — Ее так и не трогали?
— Спецтранспорт из области ждем, — оправдывался главный опер.
— Вот и чудненько, — бодро заметил отдышавшийся Смирнов. Чудненько потому, что спецтранспорт из области старательно ждут или что не трогали остов — не понятно. Но оказалось, что трогать-то трогали.
— Ребята мои здесь, в общем, тщательно поработали и пришли к твердому убеждению, что имеет место несчастный случай.
— А сам-то смотрел?
— Я своим ребятам доверяю, — обиделся главный опер.
— Это хорошо. Это хорошо, — похвалил всех скопом Смирнов. — Но, на всякий случай, давай и мы с тобой, как говорится, кинем взор, а?
Обгоревший остов стоял метрах в четырех от неторопливой воды. Что удивительно, держался на своих четырех. На колесах-дисках, которые прятались в бесформенной черной грязи расплавленных шин. Сорванная взрывом крыша валялась неподалеку. Смирнов, обходя распахнутые тем же взрывом ржаво-коричневые дверцы, скучным глазом осмотрел остов. Потом поглядел на речку.
— Где парня-то нашли?
— Вот здесь. — Опер рукой указал на место в двух метрах от края воды. — Два шага в сторону — и конец бы ему, утонул бы в беспамятстве. Тут яма метра на полтора.
— Везунчик, — решил Смирнов, а опер подтвердил:
— Точно, везунчик! Его так и наш главврач называет.
— Можешь что-нибудь сказать по машине, а, опер? — глядя на воду, вдруг спросил Смирнов. Опер тоже смотрел на воду. — Ну, ну, не стесняйся.
— Недосмотрели мои пареньки, — признался опер. — Крышка багажника обгорела только и приподнялась слегка, а крыша отлетела к чертовой бабушке.
— Думай дальше! — поторопил Смирнов.
— А что дальше-то? Дальше все ясно. Мои засранцы правильно отметили, что основной взрыв — взрыв большой канистры с бензином, только не заметили, козлы, что взрыв произошел в салоне. Какой идиот возит полную канистру в салоне?
— И еще, голубок. Ты не совсем точен. Не основного взрыва, а единственного. Пойдем посмотрим еще раз, — по-стариковски наставническим тоном продолжил Смирнов. Подошел к остову. — Смотри, мотор и бензобак не особо покорежены. Судя по всему, при падении бензобак сильно повредился и, когда огонь добрался до него, взрываться ему было нечем, все вытекло. Тогда откуда огонь? Без особого допуска можно сказать, что из салона. Канистру — в салон, туда же — подожженную промасленную ветошь, «жигуленка» — под откос, и сиди себе дожидайся, когда окончательно разгорится и взорвется. Загорелось, взорвалось, и полный порядок: невнимательный водитель сорвался с обрыва. Разбился и сгорел заживо.
— Вот тебе и несчастный случай! — яростно запричитал главный опер района. — Что молодые, зеленые — знал, но что тупые…
— А может, шеф, хотелось побыстрее и без забот? — насмешливо полюбопытствовал Смирнов. — Несчастный случай — как хорошо. Просто, ясно, не требует продолжения и главное — никакого висяка. — Смирнов резко поднял голову и быстро спросил: — Кто это там, наверху? Твои?
На самом краю обрыва остановился серый «москвич» с поднятыми стеклами. Солнце лепило в стекла, и ничего не было видно за этой ослепляющей прозрачностью. Никто из «москвича» не вышел.
— Не мои, — с длинной угрожающей растяжкой ответил опер.
Они в открытую, демонстративно разглядывали чужой автомобиль, «москвич» почувствовал их взгляды и круто развернувшись от обрыва, отбыл в неизвестность.
— Может, так, любопытные? — предположил опер.
Опять этот дьявольский откос. Опять карабкаться по тропке. Смирнов, стараясь, чтобы опер не услышал его одышки, ответил согласно, вяло и коротко:
— Может, и любопытные.
Выбрались наконец. Опер огляделся и заорал:
— Борзенков!
Из-за милицейского «козлика» выскочил ладный милиционер и с охотой доложил:
— Слушаю, Андрей Петрович!
— Что за машина тут останавливалась?
— «Москвич-2140», — исчерпывающе доложил милиционер.
— Что за люди в нем были? — уточнил вопрос опер.
— По-моему, компания гуляет. Подъезжали — пели, отъезжали — пели.
— А когда не пели, что делали? — поинтересовался Смирнов.
— Не знаю, — сначала растерялся мент, а потом, вспомнив, обрадовался: — На вас, наверное, смотрели, чем вы занимаетесь.
— Наблюдательный, — похвалил его Смирнов. — Скажи мне, наблюдательный, они вокруг моей машины не шустрили?
— Они из своей-то не выходили.
— Номер не запомнил? — жестко спросил опер.
— Поначалу не подумал, — честно признался Борзенков. — А когда они уезжали, хотел было зафиксировать на всякий случай, но задний номер был заляпан грязью. Одна «тройка» была видна.
— Она же при уменье и «девятка» и «восьмерка», — все понял многоопытный опер Андрей Петрович. — Что дальше, Александр Иванович?
— Передохну малость, и в город поедем. В больницу.
