— Волосатого вспомнил? — поиздевался Колобок. — Соскучился? Так навести его, навести! Он, землицей присыпанный, до сих пор в том овраге лежит. Правда, надо полагать, уже шкилетом стал.
— Замолчи! — вскричал Викентий.
— Ты думаешь, что его жалеешь, а ты себя жалеешь, пидар ты мой трехъяичный. Если себя жалеешь, значит, придется и меня пожалеть. Вытирай слезки-то побыстрей, нам делом заняться надо!
Викентий вздохнул, протяжно, вздохом втянул в себя остатки слез, и — деваться некуда — покорно спросил:
— Что за дело?
— Перебросить меня через забор.
— Ты же там только что был.
— Опять хочу.
— Ну и езжай. Кто тебе мешает?
— Засветились мои липовые ксивы.
— Пусть новые соорудят.
— Ты плохо меня слушал, Кент. Я же сказал: моя колея в обе стороны перекрыта. Я не у одних ментов в розыске. Меня и свои гонят.
— За дело?
— Нет. Но кто теперь разбираться будет, коль гон начался?
— Ты со мной откровенен, Колобок. Почему?
— Потому что ты у меня в руках.
— Азербайджан подойдет?
— Подойдет, если это только первая станция. А далее — без остановок.
— Когда?
— Лучше бы прямо сейчас.
— Завтра. Завтра я тебя на самолете сопровождающим груз отправлю. Самолет ихний. В Баку без пограничников и досмотра. Тебя встретят и отправят с хорошими бумагами в Турцию. Подойдет?
— В наркоту влез, Кент?
— Не греши на меня. Все, но не наркота. Так подойдет?
— Подойдет, — вяло согласился Колобок. — Только при одном условии, обязательном условии… — И замолк опять.
И опять не выдержал Викентий:
— При каком?
— Путешествовать, хотя бы только до Баку, я буду с тобой. И учти: у меня все заряжено. Случись что — выстрел без промаха по тебе.
— Я не могу, Колобок, ей-богу, не могу!
— Всего сутки, одни сутки! И я тебя не видел, и ты меня не знаешь. Жалко, конечно, Сашеньку, но придется ему сегодняшнюю ночь обойтись без твоей могучей шоколадки. Ну а если повезет бедняжке, то в этом вашем бордельере утешитель найдется. Тоже с шоколадкой.
— Не говори так! Это пошло! — прорычал Викентий.
— Ладно, ладно, извини. Я думал, это мимолетная связь, а у тебя, оказывается, любовь. Ну, пошли.
— Куда это? — испугался Викентий.
— В твою нору. Ведь есть у тебя тайная нора?
— Есть.
— Там и заночуем вместе. Теперь мы с тобой не разлей вода.
— Слава богу, что ненадолго. — Викентий встал. — Я должен попрощаться, Колобок.
— С дамой, — добавил Колобок и хихикнул.
— С сожалением должен еще раз заметить: ты — пошляк, Колобок, — со снисходительным презрением сказал Викентий и вышел, умело оставив за собой последнее слово.
…Из темного коридора Колобок равнодушно наблюдал душераздирающую сцену прощания. Викентий виновато склонился над пышной прической Александры-Александра, а он (она?) лил слезы в кружевной платочек…
Вдвоем черным ходом вышли в темный двор. Колобок резко метнулся в сторону от освещенных приступочек и из темноты приказал:
— Проверь арку, Кент.
Единственный выход из старомосковского двора. Викентий внимательно осмотрелся, прошагал к арке и выглянул в покатый переулок. Пустыня была кругом, пустыня. Он громко сообщил:
— Никого!
— Не ори, — недовольно откликнулся Колобок шепотом. Он был уже рядом и добавил: — Выходи первым. Вниз к Цветному.
Метрономом звучали Викентьевы шаги. Пошел и Колобок. Беззвучно. В ночной тени невысоких домов.
— И от волка ушел, Колобок? — с этим вопросом возникла перед ним громадная черная фигура, в легкомысленной близости к нему. Готовый ко всему Колобок, мгновенно собравшийся в клубок, неожиданно кинул себя в ноги фигуре, налету вырывая из-под рябенького пиджака верный свой «магнум».
Глава 22
За шестнадцать часов до этого аккуратно и с негромкой мелодичностью зазвенел мобильный телефон. Проснувшись, Сырцов очумело глянул на светящийся циферблат наручных часов. Циферблат не светился, потому что было яркое утро. Или день? Нет, все-таки пока еще утро: стрелки показывали ровно десять. Телефон звонил и звонил. Сырцов врастяжку зевнул и наконец окончательно проснулся.
Звонил телефон, который он отобрал у блатарей и для удобства непредвиденных переговоров оставил себе. Он не знал номера этого телефона, но кто-то знал и звонил по нему. Отвечать или не отвечать? Стоило поговорить: может, голос в трубке что-нибудь даст.
— Вас слушают, — сказал он приятным женским голосом.
— Дамочка, а вас не Жоркой ли зовут? — нахально откликнулась трубка.
— Дед! — восхитился Сырцов.
— Я тебе дам Деда! — пригрозил отставной полковник Смирнов. — Какой я тебе Дед? Ты, как я понимаю, дрых без задних ног. Пора к станку, маэстро сыска.
— Александр Иванович, как вы узнали номер этого телефона? — перебил Сырцов. — Я его и сам не знаю!
— А я знаю. Это твой телефон, дурачок.
— То есть? — остолбенел Сырцов.
— Пошевелил бы малость мозгами и сам догадался. Ты его у уголовников отобрал? Они мобильников боятся — могут засечь. У них только переговорники на короткие расстояния. Следовательно, мобильный телефон у них по случаю. А по какому случаю? Да по единственному — когда тебя брали…
— Не надо об этом вспоминать! — взмолился Сырцов.
— Я-то не буду. Зато ты будешь постоянно это делать. Ну да ладно. Так вот, решил я позвонить при раскладе пятьдесят на пятьдесят. И угадал.
— Все гениальное — просто, — грустно признал Сырцов. — Раз такая срочность, значит, что-то произошло непредвиденное?
— Ты, насколько я понимаю, собирался начать с Аркадия Колтунова. Не придется тебе с него начинать. Его застрелили.
— Как?
— Из пистолета. Рядом с домом. Но весьма необыкновенным образом. Ты сидишь?
— Я лежу.
— Значит, не упадешь. В твоей «девятке», Жора, и из твоего «баярда».
— Уже серьезно, Александр Иванович. Не блатарская показуха, а наглый вызов. Они нас не боятся.
— Они показывают нам, что не боятся, — поправил его Смирнов. — Это несколько другое. Но вызов, это точно. Мысли есть?
— Со временем будут.
— Ну тогда будь здоров.
В трубке забибикало. Дед отключился.
Сырцов совсем уже сознательно глянул на часы. Выходит, проспал он ровно тринадцать часов. В этой роскошной кровати.
