— Я действительно спешу…
— Мы поговорим в пути.
— Вы собираетесь поехать с нами? Но у нас места нет.
— Лучше будет, если вы поедете со мной. Разговор у нас конфиденциальный.
Убежко обеспокоился:
— Кто вы такой?
Сырцов без слов протянул ему свою визитную карточку. Убежко вслух прочитал:
— Консультант по юридическим вопросам Георгий Петрович Сырцов. Теперь так таинственно называют себя частные детективы? Так вы тот самый Сырцов?
— Тот самый — это Мюнхгаузен в исполнении Янковского. Я — просто Сырцов.
— Просто Сырцов, — повторил Убежко. — Просто, просто Сырцов. Так о чем собирается говорить со мной просто Сырцов?
— Словоблудием мы можем заняться в моей машине. И там же серьезно поговорить.
Журналистское любопытство победило. Убежко сказал шоферу «микрика»:
— Двигайте без меня. Я поеду со знаменитым сыщиком Сырцовым.
— Только не задерживайся, Слава! — напомнил оператор, и «микрик» уехал.
У сырцовского джипа Убежко восхищенно удивился:
— «Гранд-чероки». Ничего себе жируют частные детективы!
— А у вас «лексус». Ничего себе жируют скромные работники эфира!
Дружно посмеялись. И тут до Убежко дошло. Обеспокоился с подозрением:
— Откуда вам известно, какая у меня машина?
— Я же консультант по юридическим вопросам, Владислав Андреевич, и сыщик одновременно. Как поедем: по Хорошевке или Волоколамскому?
— Так, чтобы быстрее добраться до моей конторы.
— Значит, к метро «Парк культуры», — сориентировался Сырцов.
— Все-то вы знаете, сыщик Сырцов, — понял Убежко и полез в высокую дверцу джипа, услужливо распахнутую гостеприимным детективом.
Глава 35
Недолго покрутившись, джип выбрался на трассу.
— Поговорим? — предложил нетерпеливый Убежко.
— Поговорим, — согласился Сырцов и вдруг прочел стишки: — Ты что ж, паршивый дьявол, живешь, как готтентот? Ужель не знаешь правил, как жить наоборот?
— Это вы мне? — раздувая ноздри, холодно осведомился журналист.
— Тебе, — спокойно подтвердил сыщик. — Но не я, а Николай Заболоцкий.
— Останови машину. Я выйду, — потребовал Убежко.
— Мы же собирались поговорить, — глядя на дорогу, напомнил Сырцов.
— Я не разговариваю с хамами.
— Придется, Слава.
Не хотелось разговаривать с хамом, хотелось гордо молчать, но нежданчик вырвался:
— Это почему же?
Сырцов, по-прежнему не поворачивая головы, приступил к атаке.
— С помощью компетентных товарищей я слегка покопался в твоем грязном белье и содрогнулся от отвращения. Ты воняешь, Убежко.
— Останови машину! — уже визжал журналист.
— Сиди смирно и не рыпайся. Не дай бог меня зацепить — и полетим мы с тобой на встречу с каким-нибудь трейлером-убийцей. А ты умирать не хочешь.
— А ты хочешь? — чтобы что-нибудь сказать, ляпнул Убежко.
— И я не хочу. Но разговор будет о тебе. Ты любишь жить, а для того, чтобы жить совсем сладко, хватаешь и ртом и задницей. Ты за большие бабки занимаешься скрытой рекламой, тебе платят за то, что ты выдаешь в эфир, и за то, чтобы кое-что в эфире не появлялось. Не брезгуешь ты и шантажом.
Убежко подсобрался и перешел на строго официальный тон:
— То, что вы сейчас изволили произнести, грязная и злостная клевета.
— А какого худенького мне на тебя клеветать?
— Вас наняли, чтобы меня скомпрометировать, мои враги.
Странно велась эта беседа. Сырцов наконец глянул на своего соседа.
— У тебя нет врагов. У тебя только заказчики и жертвы.
— Выходит, я — киллер?
— Ты — не киллер, ты — клоп вонючий. И, если понадобится, я тебя раздавлю.
Не рвался уже на волю господин Убежко. Он хотел знать расклад.
— Это каким же образом?
— Обыкновенным. На пол и сапогом.
— Сапожник без сапог. Ты ничего не сумеешь доказать.
— Малость напрягусь — и докажу.
— Что ты можешь предъявить? Рассказы так называемых потерпевших? Обвинения мифических заказчиков? А я скажу, что все это преднамеренная ложь и напраслина. Слова против слов.
— Формулировка-то уголовная. Отчасти ты прав, к сожалению. Явных улик, может, и не хватит для суда присяжных. Но, как сказал еще один поэт, «есть Божий суд, наперсники разврата! Есть грозный судия, он ждет!..».
— Я пока на встречу с Богом не тороплюсь. Пусть ждет!
— Цитата, безбожный Слава, иносказательна. Даже эвфемистична.
— Какие у нас высокообразованные сыскари!
— Во-первых, не у вас, а у нас. А во-вторых, я общаюсь не только с отребьем вроде тебя. У меня и культурные, и порядочные друзья. Но это так, лирическое отступление. Вернемся к суду. Я говорю не о народном суде и суде присяжных. Я говорю о существующем при вашем союзе суде чести, который уже много лет возглавляет один из моих культурных и порядочных друзей.
— Спиридонов?
— Угу. Грозный судия. Он ждет. Он только и ждет, когда я предоставлю улики, недостаточные для суда мирского, но вполне достаточные для суда чести. Этот суд не может определить тебя в кичман, но в его компетенции и возможностях сделать так, чтобы навсегда вышвырнуть тебя из союза и лишить твоей неиссякаемой кормушки. А позор какой, стыдоба какая!
— Что ты хочешь, Сырцов? — спросил сильно полинявший Убежко.
— Задать несколько вопросов. А для плодотворного начала надо было тебя хорошенько напугать. Я тебя напугал?
— Напугал, сволочь.
— Теперь отвечай на вопросы…
— При условии, что дело не дойдет до суда чести, — перебил Сырцова журналист.
— Вот этого обещать не могу. По моему убеждению, рано или поздно твое дело дойдет до суда. До одного из. Могу только сказать: я для этого пока ничего предпринимать не буду. Устроит?
— Задавай вопросы.
— Меня интересует скандал с Марковым у гнездышка геев. Кто тебя подвигнул на сей журналистский подвиг?
— Интуиция и удача.
— Ну-ну. — Сырцов понял, что для обстоятельного разговора следовало бы и остановиться. Он примолк, чтобы, миновав мост над железнодорожными путями и приняв вправо, пристроиться на стоянке у Ваганьковского кладбища.
— Убьешь и сразу похоронишь? — решился сострить Убежко.
