Окно на втором этаже распахнулось, и всклокоченный Сырцов явил себя для того, чтобы укорить прекрасных дев:
— И орут, и орут!
— Жора, тебя Дед зовет! — объявила настырная Ксения.
— Это для меня он Дед, а для тебя, пигалица, Александр Иванович. Дарья, когда шашлык будет готов?
— Через десять минут.
— Шашлыки поедим, а тогда пойдем.
— Жорка, он рассердится, — предупредила Ксения.
— Я-то не рассердился, когда в семь часов он, не слушая, прогнал меня.
— Ему про тебя по телефону Махов все рассказал. Чего тебя слушать!
— Так на кой ляд ему я?
— Чтобы ты его слушал.
— Ладно. Пожру и пойду. Ксюша, а ты шашлыка хочешь?
— Хочу, — без стеснения призналась Ксюша.
…Дарью с собой не взяли, не ее эти дела. Обратный путь Ксения держала по мягкой траве у палисадов. Окончательно проснувшийся Сырцов был бодр и энергичен до того, что, сам не замечая как, вырвался вперед. Опомнился, обернулся и выразил недовольство:
— Не отставай!
Ксюша нагнала его, сказала тихо и решительно:
— Ты, Жора, вчера убил человека.
— Откуда знаешь? — быстро спросил Сырцов.
— Я подслушала телефонный разговор Александра Ивановича с Маховым. Но не в этом дело. Дело в том, что ты вчера убил человека. И в том, что ты сегодня улыбчив и жизнерадостен, как всегда.
Они остановились, зло уставившись в глаза друг другу.
— И ты в ужасе и гневе, что я такое чудовище. Долго же ты ждала, чтобы высказаться.
— Я простодушную и добрую Дарью пожалела.
— Почему же простодушная и добрая Дарья не в ужасе и гневе? Ведь ей тоже известно, что я убил.
— Не знаю, — растерянно ответила Ксения.
— А я знаю. Потому что она уже была в ужасе и гневе, когда с двенадцатого этажа смотрела, как меня пытались убить. Я был бы неулыбчив и нежизнерадостен сегодня только в одном случае. Если бы этот подонок Хунхуз убил меня.
— А совесть тебя не мучает? Ведь есть определенные моральные нормы… — уже без убежденности пролепетала Ксения.
— Как же с твоими моральными нормами, дорогая моя подружка? Ты без колебаний подслушала чужой телефонный разговор. И тебя не мучает совесть?
Они примирительно улыбнулись друг другу.
— Ты — дурак, Жорка, — любовно посмеялась она.
Сырцов поднялся на три ступеньки и замер в дверях от неожиданности. На террасе, удобно устроившись в разнообразной плетеной мебели, ждали его Роман Казарян, Алик Спиридонов, Витька Кузьминский и, естественно, хозяева: Дед Смирнов и его верная подруга Лидия Сергеевна. Сырцов все-таки нашелся. Спросил ядовито:
— Очередной совет в Филях?
— Барклая де Толли — Леньку Махова дождемся и начнем, — нашелся Смирнов-Кутузов. Только здешний Кутузов был хромой, а не одноглазый. — Хотя можно и без него. Давай рассказывай.
— А что рассказывать? Вам все ваш Барклай по телефону рассказал.
— Он не рассказал, — въедливо поправил обидчивого ученика Дед. — Он изложил факты. Ты же расскажешь нам об ощущениях.
— Во залудил! — восхитился Кузьминский.
— Плохо тебя отметелили там, в подъезде, писатель. Я бы даже сказал: недостаточно, — парировал Смирнов. И Сырцову: — Что это было, Жора?
— Я считаю, подстава, Александр Иванович, дерзкая подстава.
— Жора, почему ты стоишь? — строго вмешалась Лидия Сергеевна. Сырцов покорно уселся в качалку, предусмотрительно для него оставленную. Покачался слегка.
— Покачался? — поинтересовался Дед. Сырцов поспешно снял ноги с качалкиной приступочки и уперся подошвами в пол. Качалка притихла. — Тогда излагай. Почему ты считаешь, что подстава?
— Я слышал четыре выстрела. Сначала один и через маленькую паузу еще три. Криминалисты же считают, что Хунхуз стрелял всего лишь трижды.
— Они, скорее всего, считали по обойме, — вступил в разговор Казарян. — А если четвертый был в стволе?
— В обойме недоставало двух патронов. Что было три выстрела, определили по найденным гильзам. Это первый вопрос. Вопрос второй. Зачем меня окликнул Хунхуз? Скорее всего, чтобы я на мгновенье замер от неожиданности. Вопрос третий. Кому понадобилось, чтобы я хоть на секунду стал неподвижен? Для меня ответ однозначен: снайперу, который и произвел первый выстрел.
— Не смеши, Жора, — сказал Казарян. — Снайпер бы не промахнулся.
— А кто говорит, что он стрелял на поражение? — азартно задал вопрос Сырцов. — Он хотел, чтобы на поражение стрелял я. Услышав первый выстрел и видя, что я не упал, Хунхуз начал палить и палил до тех пор, пока я его не уложил. Он каратист, убивал только руками, пистолет для него — чужая игрушка. Шансы, что он меня застрелит, были минимальные. А что застрелю его я — почти стопроцентные. Я спасался, я обязан был стрелять на поражение. Я и выстрелил. Хунхуза подвели под мою пулю.
— Звучит убедительно, — согласился Казарян. — Но смысл подставы?.. Объясни.
За Сырцова объяснил Смирнов:
— Те, кто устроили подставу, и не собирались убирать Жорку вот так, в открытую. Понимали, если это произойдет — будет такой милицейский бредень, что опасность попасть в сети для них немалая. Безопаснее рубить концы. А один из последних концов — Хунхуз этот самый. Как безопаснее? Чужими руками. Кто убил Хунхуза? Спасавший свою жизнь от выстрелов негодяя частный детектив Георгий Сырцов, действовавший строго в порядке допустимой самообороны. Довольны и менты — копать не надо, довольны и те, кто эту подставу сочинил. Жора, я правильно изложил?
— В точку, Александр Иванович.
Наконец-то заговорил мрачно молчавший до этого Спиридонов:
— Теперь на очереди мой так называемый коллега — господин Убежко?
— Да нет, — живо откликнулся Сырцов. — Там тупик.
— Не понял, — признался Спиридонов.
— Этого сратого Убежко использовали втемную, общаясь с ним только заочно. Он для них не представляет никакой опасности. Я его трепал как раз перед любовным свиданием с Хунхузом.
— Ты где гаденыша прихватил? — оживился заскучавший было Кузьминский.
— Да на этом сейшене, на котором «Молодая Россия» объявилась.
— Ну и как, поймал драйв? Расскажи, что там было. Хоть телевидение слегка об этом живописало, но хочется услышать очевидца.
— Мамочка, не отвлекайтесь, — осадил бывшего зятя Спиридонов. — Жора, следовательно, все возможности выйти на заказчиков через криминал исчерпаны?
— Полностью, — признался Сырцов. — Я, вероятно, где-то всерьез навалял. Они регулярно опережали меня.
— Не прибедняйся, — осудил Смирнов. — При таких исходных тебе пришлось действовать, по сути, вслепую. Ты отработал профессионально, Жора.
