— Что предпринял?
— А что может предпринять ментура? Операция «Перехват», мать ее… которая, скорее всего, не даст никакого результата при таком раскладе. Рутина, будь она неладна!
— Сам-то ничего не надумал?
— Понимаю, Жорка, что все завязано, перевязано и теперь нам навязано, чтобы мы корячились в смятении. Но как все развязать…
— Хоть теперь-то ты уяснил, что это не уголовные игры?
— Отстань, и без тебя тошно. — Махов ни с того ни с сего включил радио и попал на манерную деву, которая пела нечто игривое про мужичка, к которому она обращалась с такими загадочными словами:
Я помню все твои трещинки…
Слегка ошарашенный, Сырцов процедил:
— Какие еще трещинки? Это у бабы трещинка, а не у мужика!
— И у нас с тобой тоже трещинка, — отмахнулся мент. — Трещим по швам, Жора. Как я в глаза Лидии Сергеевне посмотрю, что Смирнову скажу?
— Скажешь то, что мне сказал. Только без мата и истерики.
— Они очень старые, Жора.
— Они железные, Леня. Мы послабее будем.
Диджей пулеметно пробормотал неразборчивое, и манерную деву сменил мальчик, запевший свежим голоском про другого мальчика:
Мальчик хочет в Тамбов,
Мальчик хочет в Тамбов…
— Да выключи ты его! — раздраженно потребовал Махов, забыв, что это он врубил радио.
— Нервишки у тебя сейчас никуда. А песня весьма интересная. Мальчик, видите ли, хочет в Тамбов! Хочет, а сам шурует в Москве.
— У меня нервишки, а у тебя сдвиг по фазе. Кто это в Тамбов хочет?
Сладкоголосый продолжал скороговоркой:
Но не летят туда сегодня самолеты
И не едут даже поезда…
— И не полетят ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра… — пообещал Сырцов. — Ты был прав, Леня, все завязано, перевязано и нам навязано.
— Ни черта не понял, но и ты прав, наверное.
«Гранд чероки» пролетел мост над железной дорогой и свернул направо.
— Через десять минут мы у них. Как распределимся? Там сегодня сбор всех частей.
— Александр Иванович и Лидия Сергеевна мои, — решился Махов. — А с остальными ты разберешься.
…На террасе, освещенной закатным солнцем, старческая (за исключением Кузьминского, который держал себя еще за молодого) компания, слегка балуясь легкими (Кузьминский — совсем не легкими) напитками, обстоятельно разговаривали о болезнях.
За разговором не заметили, как в дверях оказались Сырцов с Маховым, которые почти синхронно произнесли зловеще:
— Здравствуйте.
Переждав ответные, вразнобой, приветствия, полковник Махов решительно приступил к нелегким своим обязанностям:
— Лидия Сергеевна, Александр Иванович, я должен сообщить вам нечто важное.
— Только нам? — дрогнувшим голосом спросила Лидия Сергеевна и встала. Поднялся с кресла и Смирнов.
— Пока — да, — подтвердил Махов. Он настойчиво рассматривал дощатый пол.
— Пройдемте в столовую, Леня, — предложила Лидия Сергеевна и повела в дом Махова. За ними поплелся Дед. Со спины — старик стариком.
Сырцов недвижно стоял на пороге террасы. Трое сурово разглядывали его.
— Несчастье, Жора? — осторожно спросил Спиридонов.
— С Ксенией, — за Сырцова ответил догадливый Кузьминский.
— Да, — подтвердил Сырцов.
— Жива? — Это уже Казарян, которого слегка колотило.
— Похитили, — страшась ответить на главный вопрос, сообщил Сырцов.
— Опера! — Казарян сорватся с места, ухватил Сырцова за лацканы пиджака. — Говно из-под желтой курицы, а не опера! Ты-то куда смотрел?!
Нечего было ответить Сырцову. Он и не ответил.
За него заступился Кузьминский:
— Рома, не Жорка ее охранял.
— Какая разница! — заорал Казарян и еще раз тряхнул Сырцова.
— Роман Суренович прав, Витя. Все мы виноваты, — признался Сырцов.
— И мы, — добавил Спиридонов. — Беспечные старые ослы. Подробности знаешь, Жора? — Тот кивнул. — Тогда расскажи, как все это произошло.
Супруги Смирновы-Болошевы, обнявшись, сидели на большом старинном диване. Махов, воткнувшись локтями в обеденный стол и ладонями обхватив голову, был отделен от них обширной столешницей. Смирнов ласково освободился от жениных рук, тяжело встал, прошел к буфету, достал из него графин и гладкий стакан, щедро налил под мениск водочки, настоянной на мандариновых корках, и поставил стакан перед Маховым.
— Выпей, Леня.
Полковник поднял глаза с намереньем мужественно отказаться. Но это значит порушить связь с общей бедой, а потому без слов поднял стакан и в три гулких глотка выпил до дна. Закуску-то Смирнов забыл. Кинулся назад к буфету, но зря суетился: все повидавший полковник нашел выход. Занюхал дозу рукавом пиджака.
Прав был Сырцов. Железные. Лидия Сергеевна легкой ладонью провела по своей безукоризненной прическе, изящно поднялась, обрела привычную дворянскую стать и сказала:
— Надо рассказать нашим друзьям.
— Жорка наверняка уже все изложил, — решил Смирнов.
— Что ж, вернемся на террасу, — предложила Лидия Сергеевна.
— Там солнце, — мучительно морщась, вспомнил Махов.
Она ощутила, как не хочется ему к ненужной беззаботности летнего вечера именно сейчас. Попросила Смирнова:
— Будь добр, Саша, пригласи их всех сюда.
Места и стульев хватило всем. Всемером устроились у круглого стола. Лидия Сергеевна оказалась сильнее всех и первой задала ужасающий вопрос:
— Что будет с нашей Ксенией?
Утешать преступно. Надо говорить то, о чем думаешь. Вот и думали мужики. Первым заговорил Казарян:
— Для начала надо ответить на другой вопрос, Лида. Зачем похитили Ксению? Цель, смысл, какие козыри дает похитителям эта акция.
— Ответить на твой вопрос могут только сами похитители, — горестно заметил Спиридонов.
— Но за нами момент отрицания, — вступил в разговор Кузьминский. — В наших возможностях просчитать, какие цели они не преследуют. А уж потом разобраться, что в остатке.
— Работа на полгода, — подвел итог полковник Махов.
— Именно, — согласился Смирнов, встал, со спины подошел к жене, положил руки ей на плечи, поцеловал в затылок и заверил: — Им не нужно убивать Ксюшку, Лидок.
— А что им нужно? — за Лидию Сергеевну спросил Кузьминский.
