— Руки вверх! А то стреляю! — прокричал один из двух зазевавшихся кентавров.
Но куда же стрелять? Богомолец развернул бедного Юрика к ним спиной и прикрылся им. Через придыхание Юрий Егорович попросил своих:
— Не надо… стрелять.
— И чтобы отошли метров на двести, — дополнил просьбу богомолец.
— И отойдите метров на двести, — вибрирующим голосом Татьяны Дорониной повторил Юрий Егорович.
— Он же вас убьет! — возразил наиболее говорливый и наиболее тупой. Который посообразительней, виновато молчал. Юрий Егорович приходил в себя.
— Если бы ему надо было просто убить, он бы меня уже убил. И вас, портачей зажиревших, перестрелял… — И богомольцу: — Не так ли, Роман Суренович?
— Без всякого сомнения, Юрий Егорович, — вежливо подтвердил Казарян.
— Прочь отсюда! — взревел взбешенный Юрий Егорович на свою охрану. Тем даже показалось, что очи босса сверкнули адским огнем. Пятясь, двое поднялись к светофорам. Уходили, исполняя долг: не спускали глаз с объекта.
— А ты молодцом! — удивился Казарян. — Вроде и не очень испугался.
— Злость на идиотов помогла, — признался Юрий Егорович. — Ну а вам-то вся эта театральщина на что? Захотелось поговорить — наш дом для вас всегда открыт.
— Ну уж! — усомнился Казарян.
— Во всяком случае, Наталья всегда вам рада.
— Мне как раз и не хотелось говорить сегодня с вами в присутствии вашей жены, хоть и моей подружки. А здесь прекрасно: безлюдье, сияющая ночная Москва, Кремль, как корабль в океане. И до поноса напуганные топтуны в почтительном отдалении. Сядем рядком, поговорим ладком.
— О чем? — сразу взял быка за рога Юрий Егорович.
— Мы еще не сели рядком, — напомнил Казарян и, взглядом отыскав на той стороне павильончик троллейбусной остановки, под ручку перевел собеседника через проезжую часть. Уселись на металлической в дырочку скамейке.
— И все-таки о чем? — настаивал на своем Юрий Егорович.
Для развлечения Казарян засунул свой указательный палец в аккуратную дырочку тускло светившегося сиденья. Толстый армянский палец вошел в дырку, но выходил с напрягом: сустав на обратном пути застрял.
— И зачем я его сюда воткнул? — дуя на потревоженную плоть, обиженно удивился сам себе армянин, и от этого первый его вопрос прозвучал в раздражении: — На кой хрен ты патриотов кормишь?
Калейдоскопичные отношения были между двумя этими людьми: от дипломатической изысканности до откровенного взаимного хамства.
— Все мы, Рома, кормим патриотов, — со смешком ответил почти успокоившийся Юрий Егорович. — Чтобы горделивый патриотизм возродился в душах россиян.
— Сильно повзрослел. Раньше-то при встрече со мной от страха сразу же, как младенец, непроизвольно в штаны делал. Но ты не ответил на вопрос.
— На такой вопрос ответить невозможно. Сформулируй по-другому.
— Прошу прощения, Юрий Егорович. Итак: с какой целью «Департ-Домус банк» финансирует движение «Патриот»?
— Это уже не движение, а партия, — уточнил банкир.
— Тем более.
— Ответ прост, Роман Суренович. Любой солидной экономической структуре иногда необходима если не поддержка, то, во всяком случае, благожелательное отношение к ее деятельности определенных политических сил.
— Лоббирование — так, кажется, по-иностранному называется такой сговор?
— Именно. Но сейчас я не о конкретном случае. Я обрисовал общее положение дел в нашей экономике и политике, и только. Никаких связей с партией «Патриот» наш банк не поддерживает.
— Тогда к чему твоя позавчерашняя встреча вот здесь, неподалеку от Каменного моста, с вождем патриотов Марковым?
— Мы почитатели ночного оздоровительного бега, — опять слегка затрепетал Юрий Егорович. — А так как оба живем на набережной, изредка встречаемся и на бегу здороваемся, как вежливые люди.
— Как мне помнится, позавчера в Маркова стреляли. Он такой педант, что даже в день покушения на свою жизнь не мог не пробежаться вдоль Москвы-реки?
— Я не психолог, чтобы разбираться в душевных порывах такого человека, как Марков.
Надоело Казаряну цацкаться с банкиром. Поднялся кинорежиссер и за грудки поднял банкира.
— Заметь, козел, я до сих пор был предельно вежлив с тобой, терпелив в ожидании. Не дождался. Теперь буду невежлив. — Казарян потряс Юрия Егоровича так неосторожно, что молния тренировочной куртки царапнула гладко выбритую щеку банкира. Больно не больно, но банкир скукожился личиком. — О чем ты говорил позавчера с Марковым?
— Ну о чем можно говорить при случайной встрече? — Банкир еще крепился. Вспомнил, в какой это день было. — Посочувствовал ему, конечно.
Казарян швырком усадил Юрия Егоровича на скамейку и заметил нравоучительно:
— Врать грешно. Хотя ты за свою партийно-банкирскую жизнь врал столько, что сегодня твою брехню можно считать уклончивым ответом. Так вот: ваша беседа с Марковым продолжалась шестнадцать минут и зафиксирована на пленке, по которой весьма легко разобраться, ху есть кто. Кроме того, записан на звук и весь ваш разговор. Не всегда отчетливо, к сожалению, но смысл ясен. Особенно понятны твои командирские распоряжения. А главное — твое твердое обещание подкормить всю пиар-кампанию патриотов.
В общем, размазали банкира по скамейке. Он сидел, широко раскинув руки и опираясь ладонями о холодный металл. И холодно было ему. Не поднимая головы, глухо спросил:
— Темнить-то зачем? Поиздеваться захотелось?
— Было бы над кем. Просто хочется, чтобы ты понял: нам многое известно, — и отвечал на последующие мои вопросы кратко, с латинской ясностью и по возможности без ненужного вранья.
— А если с нужным? — изволил вяло пошутить Юрий Егорович.
— Не беспокойся, я разберусь, где нужное, а где ненужное. Спиридонов проверил ваши потоки. Вроде все чисто, ни одного ручейка в сторону. Теперь ответь с присущей тебе коммунистической прямотой: серый нал на поддержание патриотов из тех сорока процентов наследства Ксении Логуновой, которые вы обманным путем у нее выманили?
— Никакого наследства не было, — твердо заявил банкир. — Нет завещания Дмитрия Федоровича, значит, нет и наследства.
— Был партработником, потом банкиром. Теперь вроде как в юриста переквалифицировался. А как же письмо ее деда и дактилоскопический ключ?
— Письмо, не заверенное нотариусом и двумя свидетелями, не имеет юридической силы. Ксения, конечно, может сейчас свободно распоряжаться всем капиталом, но она, по сути, всего лишь опекун неизвестных пока наследников.
— Не дури мне голову, Юра. Ксения — единственная прямая наследница партийного старца и миллиардера. Есть завещание, нет завещания — любой суд, даже швейцарский, утвердит Ксению в ее правах. А с письмецом и сорока процентами, ушедшими неизвестно куда, дело всерьез тухлое. Особенно для вас. Вот здесь возможен пир на весь мир. А вдруг письмо слегка подправлено? Хороший адвокат, настойчиво любопытная пресса, подключается международная комиссия по борьбе с отмыванием денег через кое-какие банки, и плохо станет «Департ-Домусу» и тебе. А уж если попытаетесь по запарке предпринять что-либо в отношении Ксении Логуновой, тогда вам полные сельскохозяйственные вилы. Ты должен все это прочувствовать и понять, дорогой Юрий Егорович.
