— Не все, — возразила Эва. — Я не была на точке.
— Ты видела ее снизу, и этого достаточно. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь бдительный сторож обнаружил нас сейчас.
— Арсен, хорошо запомни Альберта. Может быть, со мной что-нибудь случится…
Арсен глянул на Альберта устрашающим с поволокой взором.
— Ничего не должно случиться. Да, дорогой?
…В кабинете главного режиссера «Азарта и риска», где стены и потолок были расписаны дружескими и недружескими шаржами на многих тусовочных знаменитостей России, Алексей Юрьевич Насонов и Вячеслав Григорьевич Веремеев при полном отсутствии каких-либо болельщиков вдумчиво играли в шахматы. Если в тот памятный вечер они пользовались доской и фигурами для великанов, то сегодня они вели бой армиями суперлилипутов из коробочки карманного набора. Начальник службы безопасности сделал очередной ход и, радуясь ему, к месту заметил:
— Помнишь, какие шахматы были в том клубе? Фигура-то на доске — ого-го! И наших в зале — раз-два и обчелся. А гляди что теперь.
— Шах! — строго предупредил Алексей, и Вячеслав залился детским смехом:
— Вот ты и вляпался в ловушку, Леха! — Стремительно передвигая фигуры, он показал, как получается трехходовой мат. Достал из кармана пиджака (мелькнула наплечная сбруя с пистолетом) записную книжку, записал результат и занудно поведал: — Двести девяносто седьмая. Сто пятьдесят девять выиграл я, сто тридцать шесть — ты.
Насонов, глядя, как Вячеслав аккуратно собирает фигурки в коробочку, не сдержал свое недовольство проигрышем:
— Долго они еще там?
— Вышел бы и посмотрел.
— Не велено. Совет решил, что я должен появиться, как бог из машины.
…В зале сидели пока одиночки. Основной контингент: члены совета партии «Молодая Россия», представители региональных организаций, почетные гости, просто гости — бродил по фойе, оживленно общаясь.
Если не самый почетный, то наверняка один из самых старых гостей, Смирнов Александр Иванович, пил пиво у одной из многочисленных стоек. Подошел один из гостей, тоже налил себе пива из бутылки в пол-литровый пластиковый стакан, подождал, пока осела пена, выдул все до дна и доложил:
— На основные маршруты не прорвешься, Александр Иванович. Всюду их служба безопасности.
— Ну а что показывают неосновные?
— В общем, по всему раскладу, здание это не для операции. Не подойти как следует, а главное — уйти один шанс из ста. Но, конечно, мне бы верхотуру как следует проверить, но не пускают, сволочи!
— Походи еще, Жора, а?
— А что остается делать?
Ушел Сырцов, пришел Костя Ларцев. Вопросительно остановился рядом.
— Ты в президиуме, Костя?
— Вроде.
— Что еще за «вроде»? — вдруг рассердился отставной мент. — Да или нет?
— Да. Как почетный представитель от спорта.
— Место тебе там указано?
— Второй ряд, в затылок Василию.
— Передай Васе, чтобы он сел, перекрывая Насонова.
— Не получится. По распорядку, после того как мы усядемся, председатель совета выйдет сразу на трибуну, а Иван объявит о его выступлении.
— Как думаешь, у Васи ствол имеется?
— Скорее всего, нет. Мы вместе проходили металлоискатель.
— Я тоже проходил, но мой парабеллум у меня в нажопнике. Если Вася пустой, пусть как можно быстрее до начала представления машину себе отыщет.
— Где? — недоуменно спросил Константин.
— Где, где! — опять взъярился Смирнов. — В их службе безопасности!
…Кулисы сейчас представляли собой аэропортовский накопитель. На малом пятачке не то что толпились — стояли вплотную. Объявился Веремеев, и Василий Корнаков сумел-таки протиснуться к нему. Поприветствовал кивком и ласково погладил начальника службы безопасности обеими руками по груди, по бокам, по спине. Все поняв, сказал на ухо Вячеславу:
— В сбруе ПМ, а на заднице что?
— «Грач». Я к нему пока не привык.
— Отдай его мне. Он с недавних пор мой маленький большой друг.
— Зря суетишься, Василий, все на контроле.
— Осветительные площадки? Кинобудка с ее дырками? Последние ряды бельэтажа? Возможные выходы с чердака? — Корнаков задавал настойчивые вопросы, а Веремеев отвечал на них снисходительными кивками. Покончив с вопросами, Василий вздохнул и безоговорочно потребовал: — Давай сюда «грача».
Расстегнул пиджак и повернулся к Веремееву животом. Тот вытащил из-за спины вороненую штучку и сунул ее под брючный ремень Корнакова. Василий прилег грудью на край стола, зеленое сукно которого, спускалось почти до пола, и под сукном проверил пистолет. Обойма была полна, и первый патрон в стволе. Ларцев тихо спросил из-за спины:
— Порядок, Вася?
— Колотун ниоткуда. Костя, — признался Корнаков.
Сидевший в центре Иван Гордеев встал и поднял руку.
Зал постепенно и плавно утихал. Будто опытный звукооператор на микшере уводил шум.
— Друзья! — негромко и душевно обратился Иван к залу. — Сегодня мы наконец вместе потому, что вам, представителям большинства регионов страны, удалось в самые кратчайшие сроки организовать серьезнейшую партию, которую вчера без всяких оговорок и сомнений зарегистрировали соответствующие государственные органы. — Это была новость, и зал яростно забил в ладоши. Иван поднял две руки, сдаваясь общей радости. — Сегодня ученых докладов не будет, не будет и дискуссий по поводу некоторых положений нашей программы. Сегодня, после краткого выступления нашего председателя Алексея Юрьевича Насонова, мы, объединенные общей целью, мы, вдохновленные одними идеями, мы, стремящиеся возродить, обновить и возвеличить нашу Россию, должны по-настоящему познакомиться друг с другом, узнать друг друга, поверить друг другу.
— И хорошенько выпить за встречу! — донесся из первых рядов голос Степана Евсеева.
Одобрительно загудевший на эту реплику зал поначалу и не заметил, что на трибуне уже стоял генерал Насонов. В летней парадной тужурке, где на белом скромно сияла геройская звезда, ладный, мощный, с гордым офицерским поставом шеи, он, твердо опираясь обеими руками о края кафедры, весело смотрел в зал. Зал притих только на мгновение, а потом, будто с потолка, обрушились аплодисменты.
…Он очень хорош был в прицеле, — прекрасно одет, красив и жизнерадостен. Эве нравились такие складные, здоровые, уверенные в себе русские военные. Она внимательно разглядывала раннюю красивую седину, решительного излома брови, бесстрашные и жесткие глаза…
— Господа, друзья, товарищи! — начал говорить Насонов. — В этом зале собрались и господа, которых я безмерно уважаю за эрудицию, интеллект и аристократическую честность, и друзья, которые любят меня и которых люблю я, и товарищи по оружию, которые в самые трудные мгновения без колебаний доверяли мне свои жизни. Поверьте мне, я сегодня безмерно счастлив еще и потому, что вижу перед собой ваши молодые лица.
