— Слышу, — почти беззвучно отозвался Альбертыч.
— Уже хорошо. А теперь постарайся до конца понять, что я тебе скажу. Я — лицо неофициальное, так сказать, вольный художник. И руководствуюсь только своей интуицией и действую только по собственным законам. Ты представляешь, какую картинку, где главный персонаж вурдалак Рябухин, может нарисовать вольный художник?
— Представляю, — неожиданно для себя, отчетливо подтвердил Альбертыч.
— Тогда давай на картах погадаем: что было, что будет, чем сердце успокоится. Про Колобка, пидаров, Хунхуза в подробностях можешь не рассказывать. Мне надо организаторов и исполнителей этих убийств. Впрочем, мне и об этом кое-что известно. Начнем, пожалуй, с самой последней твоей акции. — Сырцов по отчаянному наитию спросил зловеще: — Как ты организовал и кто осуществил убийство Никиты Маркова?
— Какого Маркова? Маркова же не убили! — искренне удивился Рябухин. Он по-прежнему лежал на полу: припечатавший его башмак не позволял подняться.
— Не того Маркова. Его пасынка Никиту. Или Дениса Ричардовича, или Георгия, или Хана. Любое подходит.
— Его уже нашли? — от страха поддался на провокацию Альбертыч.
— Вот и начало нашей с тобой мирной беседы, — определил Сырцов и кованым башмаком ударил гада по почкам.
…Лидия Сергеевна сегодня ни во что не вмешивалась. Не участвовала в разговоре двух мужиков, не возмущалась тем, что эти двое пьют водку. Сидела в вольтеровском кресле перед неработающим телевизором, и было не понять, слышит она их разговор или не слышит.
Выпили по третьей, и Смирнов стал добиваться уточнений:
— Он не уйдет? Парнишки-то твои еще зеленые.
— В подвале под замком, да и в наручниках? Куда ему после обработки! И ребятишки за хорошие бабки бдят до невозможности. Меня, Александр Иванович, другое достает: как это я с Рябухиным просчитался? Ведь в той истории он мне казался, как говорится, «здравствуй, дерево», полный тулумбас и квадратный исполнитель. А тут… Ловок, изворотлив, переменчив, как хамелеон.
— Что ж, очередной тебе урок. Поменьше шика, блеска, лихой скоропалительности. Осторожней будь, внимательнее, наблюдательней и даже, если хочешь, уважительнее к противнику.
— Он — не противник. Он — ядовитая гадина.
— Еще по одной? — предложил Смирнов, разливая.
— Саша, Георгий за рулем! — наконец не выдержала Лидия Сергеевна.
— Он у Дарьи заночует, — заступился Смирнов. А Сырцов ничего не сказал, только чокнулся с учителем и другом. Выпили. — Ну, послезавтра, помолясь, начнем подробную разработку.
— А почему не завтра?
— Потому что кое-кого надо убедить серьезной документацией, а она у меня в руках будет только послезавтра с утра.
Теперь уже разливал Сырцов. Увидя такое, Лидия Сергеевна поднялась и уже от дверей сказала:
— Решили надраться до поросячьего визга? Воля ваша. А я пошла к себе.
Она ушла. Сырцов поднял рюмку:
— За здоровье отсутствующих дам!
Выпили, закусили. Без строгой хозяйки расслабились: и по стульям размякли, и локти в столешницу воткнули. Маневр с четвертой, которую разливал Сырцов, поняла и Лидия Сергеевна, и Смирнов. Жалостливо глядя на любимого ученика, посочувствовал:
— Исповедоваться милицейскому попу хочешь, Жора?
— Я становлюсь безжалостным роботом, Дед. Вроде того, новейшего терминатора, который точно и безжалостно Шварценеггера преследовал. Сегодня, собираясь брать Рябухина, я на абсолютном автомате, без всяких эмоций и особых размышлений, переобулся в спецназовские колеса. Бессознательно счел, что эта обувка наиболее целесообразна для работы с клиентом.
— Ну и что? А клиент-то кто?
— Какой-никакой, а человек. Ну пусть человечишко. А во мне — ни капли жалости, сочувствия, снисходительности хотя бы.
Смирнов приподнял литрового однофамильца, на глаз определил, что осталось в нем еще граммов четыреста, для задушевной беседы хватит, и распределил следующую дозу по стопарям. Не беря рюмки, начал речь:
— Ты все перепутал, Жора. Робот — не ты, а он. Робот, запрограммированный на саморазвитие в самом примитивном смысле: чтобы всего становилось у него все больше и больше — денег, жратвы, водки, баб. А так как его программа вовсе не предусматривает такие человеческие понятия, как совесть, сострадание, честь, то саморазвитие свое он осуществляет наиболее доступными ему способами: подлостью, предательством, лицемерием, безжалостностью и… убийствами. И ты, человек, должен понять, что не человека хочешь уничтожить, а бесповоротно разрушить некий бездушный механизм, который представляет страшную опасность для всех людей. Давай выпьем за тебя, Жора.
— Мудрено, но вроде утешили. — Сырцов поднял стопарь. — Спасибо. И за вас, Александр Иванович.
Сырцов поднялся из-за стола.
— К Дарье?
— Не знаю.
— Тогда осторожнее. Ведь выпимши.
— Если что — откуплюсь от оператора машинного доения.
Улицу еле освещал единственный и далекий фонарь. Сырцов вел свой «гранд чероки» на малых оборотах, почти бесшумно. На втором этаже слабо желтело Дарьино окно. Не мог, не мог он быть с ней сейчас. Медленно покатил дальше и, только миновав фонарь, дал приличную скорость. Слава богу, наверное, не заметила.
А она заметила, отошла от окна и, сев на раскрытую постель, заплакала.
Глава 52
Экстренное заседание бюро «Молодой России» проходило в только-только отремонтированном помещении правления партии в скромном жилом доме на Хамовническом Валу. За длинным столом сидели все члены бюро — руководители профильных групп. Вел заседание новый лидер партии Василий Федорович Корнаков. Он, не желая придавать рабочему заседанию посттраурный окрас, начал с дел сегодняшних.
— Прошу пресс-атташе и руководителя имидж-группы доложить о самых последних изменениях в общественном мнении по отношению к нашей партии. Я понимаю, что со времени трагической гибели нашего лидера прошло всего лишь пять дней и поэтому не требую точных цифр и окончательных выводов. Но определенные тенденции в обществе уже должны просматриваться довольно отчетливо. — Он обратился к бородатому пресс-атташе: — Вы не будете возражать, Лев Владимирович, если мы попросим вас высказаться первым?
Бородач распахнул довольно толстенькую папку, набитую вырезками из газет, но вынул из нее несколько машинописных листов.
— Я подробно, если не скрупулезно, ознакомился со всеми доступными мне на сегодняшний день материалами средств массовой информации, освещавшими события последних дней и каким-либо образом касавшимися нашей партии. Наверное, это будет звучать кощунственно, но смерть генерала Насонова вызвала небывалый интерес к «Молодой России», который основывается не только на сенсации. После этого события, если судить по аналитическим статьям и интервью компетентных и серьезных людей, пристальное внимание к нашей программе необычайно возросло, как и возросли симпатии к ней.
