– Фимочка-а-а, – подойдя к мальчику, произнес Семен Семенович тем яростно-ласковым голосом, каким урезонивал загулявшего в сутях Васю, – Фимочка, друг мой, но ведь кассеточка-то пуста! А Ψ-заряд где?!
– Я же сказал: нету, – ответил тот, не поднимая головы.
– Как это – нету? Как – нету?! А где? Будь хорошим мальчиком, Фима, иначе тебя ждут серьезные неприятности. Куда делся заряд такой силы? Ведь не мог же ты…
И у начальника ОБХС слова замерли на языке; сверкнула мысль: а почему, собственно, не мог?..
Фима поднял на него свои большие глаза. На пушистых ресницах блестели готовые пролиться слезы.
– Ладно, – сказал он, шмыгнув носом, – пойдемте, покажу.
Они вышли во двор. Мальчик повел детективов за сарай. Обрыв здесь выдался мыском, с него хорошо просматривалась река, противоположный берег с гиперболоидной башней Ψ-вокзала и гостиницами. Метрах в пяти от края стояла скамья – доска на двух столбиках. Возле нее и находилось то, что Фима решил показать: маленький, не более метра в длину, могильный холмик с пирамидкой, покрытой алюминиевой краской. На стороне ее, обращенной к скамье, была фотография под стеклом: вислоухий жизнерадостный щенок со смышленым взглядом.
– Вот… – сказал Фима, садясь на скамейку; в голосе его тоже были слезы.
Мегрэ и Звездарик присели по обе стороны его, глядели вопросительно.
Комиссар на всякий случай снял кепку. Оба ничего не понимали. Мальчик вздохнул и начал рассказывать.
История жизни и кончины щенка Тобика, рассказанная его безутешным хозяином
Жил на свете Тобик бедный. Щенок. Ирландский сеттер коричневой масти. Мама купила на день рождения. Он был веселый, добродушный и все понимал. И аккуратный – не пачкал, не имел блох. Спали вместе. Палку мог принести, даже из воды доставал вплавь. И вообще.
Вот только другие собаки его обижали. Здесь много собак – и во дворах, хозяйских, и бродячих. Слобода под снос. И грызутся постоянно. Не то чтобы Тобик был слабый, нет – рослый, двухгодовалый, кормили хорошо. Но – незлой. Он к собакам с открытой душой, подружиться, а они его трепали. За то, что красивый, ухоженный, с ошейником, ласковый. То ногу прокусят, то ухо. Собаки не любят, когда кто лучше их. А Тобик удирал, визжал – и было обидно за него.
А тут дядя Костя, мамин брат, подарил неликвидный блок. Он был «под мухой», дядя-то: знай, мол, мою доброту! До этого Фима только кошкам пробовал вводить Ψ-сути. Да и то, честно сказать, неудачно. Кошки мяукают, вырываются, царапаются – боятся. Одной только соседской Мурке удалось ввести трехбалльную ненасильственность. Она перестала ловить мышей, и сосед дядя Гриша ободрал ее жене на шапку.
Но Тобик не боялся. Тобик доверял и слушался. Фима хорошо подогнал под него контактки. И ввел весь Ψ-заряд из блока – до нуля.
Тобик стал другим, будто переменили. Сразу завоевал положение в собачьем мире. Одной дворняге-обидчице задал такую трепку, что она визжала и выла на всю слободу. И другим тоже. Уже не они его гоняли, а он их. Да что собаки, он и Фиму, когда тот по старой памяти на него замахнулся, так цапнул за ногу!
Вот… Мальчик показал следы укусов на левой лодыжке. Пусть, он не обиделся.
Но потом Тобик зарвался. Переоценил свои силы. Возомнил о себе от побед над дворнягами. И налетел на боксера. Есть тут такой пес-громила вроде бульдога, только крупнее. Тот потрепал Тобика при других собаках, опрокинул наземь. И тогда… тогда эти другие, которые уже поджимали хвосты перед Тобиком, набросились на него и растерзали. Вот.
Окончив рассказ, Фима горько заплакал. «Все правильно, – думал Звездарик, сочувственно гладя его по голове, – все как в высшем обществе. Но как нам-то теперь быть?!»
– Ваше мнение, Порфирий Петрович, – обратился он к Мегрэ, – возможно такое? Ведь считается, что животным Ψ-сути ввести нельзя.
– Мм… видите ли, – тот задумчиво возвел брови, – граница между разумными и неразумными существами не в точности совпадает с границей между биологическими видами. Вы знаете, что попадаются люди, которые иной раз ведут себя не разумнее и низменнее скотов. Почему бы не допустить и противоположные отклонения? К тому же щенок Бобик…
– Тобик, – ревниво поправил Фима, – Тобик его звали. Вон написано! – Он указал на низ пирамидки, где действительно синей краской было выведено имя, даты рождения и кончины.
– Да, Тобик, извини, мальчик, – поправился комиссар. – Тем более что Тобик абсолютно доверял хозяину-экспериментатору. А доверие суть приобщение. Так что, по-моему, опыт мог получиться.
– Мог ли, не мог ли – Характер МПШ все равно сгинул, – хмыкнул начотдела.
– Да, досадно, что так получилось, – вздохнул Мегрэ. – Если бы щен не зарвался, остался жив – изъяли бы у него эту суть и вернули по принадлежности. Но увы!..
– Он не мог не зарваться – с такими-то параметрами, – сказал Звездарик, поднимаясь со скамьи, – тик-так, тик-так, ура, кукареку! Что ж, пошли известим.
Когда начальник Кимерсвильского ОБХС отдал Лили пустую розовую кассету и без околичностей изложил все: мол, похищенный у вашего Могучего Шефа Характер находился здесь, но был незаконно введен в собаку по имени Тобик, а Тобик задрался с другими псами, растерзан ими и сдох… примите наши соболезнования, – та более минуты сидела в оцепенении. Она приготовила себя совсем к иному.
Обеспокоенный Мегрэ принес из дома стакан воды, подал.
– Ав-в-вва… – сказала сыщикесса, отхлебнув из стакана; за эту минуту ее лицо слиняло и осунулось, – ав-вв-вва-а!.. Истребить всех виновных! Имущество сжечь, самих казнить мучительной смертью! Младших на глазах старших, ав-вва!..
– Перестаньте, – брезгливо сказал Звездарик. – У нас это не принято. Да и виновных пока еще нету, карать некого. Решайте, что теперь делать?
– Ав-в-вва!.. – Сыщикесса вылезла из машины, смотрела на местность и людей, не узнавая никого и ничего. Увядшее лицо исказила нагловато-жалкая улыбка. – Что мне?.. The Man, will have a pleasure, mmm? L’homme, voule-vous avolir une plaisir?..
– Прекратите! – прервал ее Семен Семенович, не дожидаясь, пока она дойдет до суахили. – Здесь дети. – Он кивнул на Фиму, который с любопытством смотрел из калитки. – И вообще выбросьте лучше это из головы, тело скоро сдавать придется, не отвертитесь.
– Ав-вва… мне надо отвлечься, – потерянно бормотала сыщикесса. – Может быть, мсье?
Комиссар отрицательно покачал головой.
– Вон, – раздался голос Фимы, – вон он бежит, злодей!
Все посмотрели, куда указывал мальчик. Вдали по противоположной стороне улицы неспешной рысцой трусил рыжий пес-боксер. Короткая шерсть не скрывала, а скорее подчеркивала его выразительную мускулатуру и экстерьер; морда с широким лбом и мощными челюстями была не безобразна, что не редкость у бульдогоподобных собак, а даже симпатична.
