Наполненность жизни. Удовлетворенное – от уважения кристаллоидов, от их восторгов его познаниями и решениями: белковый, а нам не уступит, глядите-ка! – самоутверждение.
Может, это и свихнуло с пути: обычная жизнь земного ученого и преподавателя показалась Спиридону Яковлевичу после завершения работ и контактов нудным прозябанием. Чем прозябать, так лучше вдрызг… бывают такие натуры. Да еще и обошли его в наградах и премиях после открытия Ψ-станции «администраторы от науки», обидели.
Во всяком случае, в Ψ-ВМ у кристаллоидов он был повсюду свой человек, желанный гость – и при полной открытости хозяев мог досконально выяснить, где, что, когда и как. Где что лежит, грубо говоря. В дни и часы, когда в машине проходили сути высоких гостей с Суперграндии, Спиря как раз сдавал свое тело в ОБХС для проб, это установили точно.
Правда, Христиан Христофорович в беседе со Звездариком категорически отверг допущение последнего, будто бы Донор мог таким образом и утянуть из накопительных ЗУ ценные сути, присоединив их к своей личности. Это невозможно, открытость кристаллоидов носит математический, счетный характер: недохватка даже доли балла – сигнал ошибки, сбоя, он мгновенно привлекает внимание всех.
В машине сути не пропадают. «А на входах и выходах? – ломал голову Семен Семенович. – Мог Спиря протаскивать их, как через проходную. Мог. Кристаллоидам такие уловки недоступны».
В силу той же априорной открытости Х. Х. Казе отказал начальнику ОБХС в просьбе задержать Математикопуло, буде он снова наведается к нему в Ψ-ВМ: это-де невозможно, поскольку надо хоть на малое время затаить от него свой недобрый замысел. Прогнать его прочь, нехорошего, – это другое дело, это академик обещал.
Не врал Спиря Долгополу и в том, что в понедельник он один, во вторник иной… каждый день новый. При его запасе сутей можно было менять в себе интеллект и характер, как рубашки. Многие ценные сути попадали на черный рынок с его, так сказать, плеча: поносит, потом за мзду дает считать. В той же хазе, которую потом сам и завалил. «Зачем? – не мог понять Звездарик. – Хотел наказать за то, что получали сути не только от него, сами промышляли, где могли? Нет, не то». Не подходило это, слишком уж рациональное, мелкое объяснение Донора. «Широк человек, слишком широк, я бы сузил!» – говорил Митя Карамазов, герой Достоевского. Вот и сей человек был широк, не лез в рамки.
И Долгопола не узнал, потому что сегодня была среда.
Словом, чем больше Семен Семенович узнавал о Сидорове-Математикопуло, тем ярче вырисовывался образ, к простым концепциям несводимый, – образ злоумышленника не ради богатства и выгод, забулдыги не по слабости духа… образ человека, познавшего самые высокие ценности жизни, отвергшего их, но не нашедшего новых и не знающего, чем наполнить жизнь.
Попробуй такого сузь.
Они опустились около тела. Лицо Донора было бледно-серым, глаза закатились, из уголка рта сочилась кровь. Сила удара была такова, что тело наполовину вмялось в землю. Звездарик наклонился, перевернул – обнаружился четкий оттиск скелета в почве: затылок, позвоночник, ребра, лопатки, крестец, таз… даже каждая фаланга пальцев закинутых рук отпечаталась отдельно. «Хоть анатомию изучай», – подумал начотдела. Но не это занимало его – выдернул из светлых брюк Спири свитер, завернул: по внутренней поверхности шли, переплетаясь с нитями вязки, проводнички, сплетались в узоры с мягкими микросхемами; вдоль позвоночника тянулась, уходя в штаны, широкая темная лента. Семен Семенович отвернул край ее, увидел сыпь игольчатых контактов.
Мегрэ склонился к голове, осторожно подергал волосы: часть их осталась в пальцах, отделилась от шевелюры, отслоилась и потянула за собой тонкую сетку схемы считывания. Эти волосы были не волосы, а диполи коротковолновой антенны.
– Даже не парик, – с уважением сказал Звездарик. – Высокий класс, куда нам!
Что же Витольд-то путает?
Он снова связался по рации с марсианином. Но тот раздраженно подтвердил, что сути Математикопуло (хорошо известные ОБХС, спутать невозможно) через антенны в Ψ-ВМ не проходили; он головой ручается.
А секунду спустя в рации послышался зуммерный сигнал, и голос с безжизненно отчетливой артикуляцией сказал:
– Он здесь. Я его прогнал.
– Где именно, Христиан Христофорович? – спросил Звездарик. – И нельзя ли все-таки?..
– Нет. Нельзя. Остальное сами. Конец.
Начальник отдела в изумлении посмотрел сначала на комиссара и Васю, потом на тело Донора:
– Ну артист, ну ловкач! Как же это он?
А было так:
– Дзан-дзиги-дзан-зиги-дзан-зиги-зан-зиги-мяаааууу!
– Дзан-дзиги-дзан-зиги-дзан-зиги-зан-зиги-мяаааууу! – хряли по аллее парка чувак с чувихой.
Вверху были махры и визры, внизу были махры и шкары, а посредине пряжка. Из кованой меди, понял, с инкрустацией и чернотой, шимпанзе в четырех лапах держит по пистолету. И к ней пояс, понял: мозаичный, из цветных проводов, на полпуза, на штаны выменял, такой можно носить и без штанов. Впрочем, наличествовали и штаны: клешевые джинсы с отворотом.
И еще была магнитола. Японская «Шарп-стерео» – с автостопом, понял, с цветовой мигалкой, четыре дорожки, счетчик, чтоб я так дышал, хромированные педали со звоном, мягкий выброс кассеты, век свободы не видать, две телескопические антенны, чувихи стонут: отдаться мало! – реверберирующая приставка для воя, понял-нет, полторы тыщи галактов: с мамаши, вроде бы откупиться от блатных, пятьсот, с папаши, будто женюсь, восемьсот, на пару сотняг толкнул шмоток – имею!
И сразу подкололась чува: груди навыкат, джинсы в обтяжечку, все у нее в порядке от и до. Идем, балдеем. Я ей «гы-гы-гы!», она мне «хи-хи-хи!» – и такое у нас взаимопонимание, хоть на четвереньки переходи.
…Собственно, в основном была магнитола. Двигалась по аллее. И Спиря ее засек.
– Дзан-дзиги-дзан-зиги-зани-зигизанн-зиги-мяааууу!..
– Гы-гы-гы!
– Хи-хи-хи!
И блеянье саксофона.
Как вдруг (чувиха как раз отхиляла в кусты) «дзан-дзиги-дзан-зи…» и заело. Клавиша «play» сама выскочила.
– Эй, ублюдок, – сказал из динамиков спокойный голос, – слушай внимательно и не дергайся. Ты же не хочешь, чтобы из твоей магнитолы сейчас повалил дым, а?
У чувака отвисла челюсть, но он овладел собой:
– Нет… товарищ нача… гражданин… дядя… не надо, что вы! Пусть лучше из меня пойдет дым.
– Из тебя дым пойти не может, только вонь, – резонно заметили из магнитолы.
– Тогда делай, что я скажу. Ступай к ближайшей телефонной будке.
– Есть, шеф! Нашел. Вошел.
– Сними трубку… да поставь магнитолу, идиот, у нее ног нету, не убежит! – опусти две копейки. Набери номер шестьдесят пять – сорок три – двадцать один. Не перепутай. Теперь оборви трубку так, чтобы весь провод остался у аппарата… Давай-давай, что тебе – впервой? Есть? Зачисти концы – живо, зубами, не убьет тебя током, не бойсь!
