Главное, с идеей этой я опростоволосился, а ведь рассчитывал ею все поправить. Завтра Алеше-здешнему придется подналечь на рутинный, цельнотянутый, как и у Мишуни, способ изготовления матриц. Посади Мишуню за мой стол, а меня на его место, один черт – взаимозаменяемые варианты. Исчезнувший Ник-Ник, видимо, прав. И то сказать, ни в каких вариантах не знаю о реализации этой идеи, хотя всюду близок к полупроводникам и микроэлектронике.
Как меня импульс-то стукнул – ух! Постой… а почему меня ударило током, с какой стати? Если бы я зажал между электродами кусок металла, то ничего такого не было бы: сопротивление металлов ничтожно по сравнению с сопротивлением моих рук. Да, но между электродами был полупроводник… Так что? Сопротивление открытого перехода в нем тоже не бог весть какое, омы, – импульс не должен меня ударить. А ударил. Значит, сопротивление столбика германия оказалось гораздо большим, чем у моего тела, – ток и пошел по плоти.
Постой-постой… конечно же, большим, если встречный-то, запертый-то барьер остался цел. Выходит, импульс через столбик германия не проходил?! Постой-постой-постой… а какой, собственно, в сварочном станке импульс?
Направляюсь к книжному шкафу. Ворошу кипу проспектов, описаний приборов, инструкций по эксплуатации. Ага, вот: «Станок точечно-контактной сварки ИО. 004». Технические данные… возможные неисправности… схема. И сразу все сон. Импульс формируется трансформатором тока по принципу магнитного насыщения – то есть сильно зависит от сопротивления нагрузки. На металл пошел бы мощный ток для сварки, а на столбик германия с барьерами трансформатор выдал нечто куда более значительное по напряжению, чем по току, – импульс-пшик, пощекотавший мои нервы.
Захлопываю описание. Чувствую, как уши накаляются. Вот так, Кузя. Все бы тебе на шармака. На дурнячка бы тебе: нажал кнопку – и имеешь исполнение желаний.
Ругаю себя, а на душе бодрее: еще не все потеряно! Надо только продумать, подсчитать, подготовить опять без дешевки. Идея-то стоящая.
2
Следующий час я провел за расчетами.
Схема все-таки получилась довольно сложная: набор конденсаторов для накопления заряда, разрядные сопротивления, переключатели для разных комбинаций того и другого, регулировка напряжения… Опять всегда есть уравнение со многими неизвестными, даже система уравнений. Работы много. А тянет попробовать сегодня. Завтра вполне могу здесь оказаться не я, а отрешаться от такого мне совершенно не хочется.
Смотрю на Стрижа, который за своим столом тоже что-то мудрит, корчит рожи журналу. Не подпрячь ли его? Он не откажется, но… объяснить другому то, что самому трудно выразить словами! И придется сознаваться в последней ошибке, он станет подначивать, смеяться, уменьшит мою веру в себя и в успех, а она и так невелика. Вообще мое отношение к этой идее сейчас какое-то интимное, как к понравившейся женщине: никого не хочется подпускать.
Сделаю сам. Без панели, прямо на столе. Хватит разговоров, сомнений, колебаний – нету ни Сашки, ни Уралова, никого. Все оттеснилось на окраины сознания. Мир – это стол. Я один на один с природой. Все передо мной и крупным планом. Паяльник? Есть паяльник. Клейкая лента? Наличествует. Радиодетали, винтики, болтики, провода, всякий крепеж? Полный ящик. Ну, взяли!
* * *
Еще час я с упоением приводил в негодность свой стол: сверлил в нем дыры под электролиты (вроде тех, что своротили нос Пал Федоровичу, только меньшей емкости), под оси переключателей и потенциометров. Детали помельче привинчивал к доскам шурупами, иные и просто прихватывал кусками клейкой ленты. Потом нарезал проводов, зачистил концы – па-ашел соединять все: где под винт, где капелькой олова с паяльника, а где и скруткой. (Каждая скрутка – это презрение до конца дней со стороны техника Убыйбатько, короля монтажа; десять скруток – десять презрений.) Работа кипела. Мишуля Полугоршков обратился ко мне не то с вопросом, не то с замечанием (по поводу стола?). Я рыкнул: он исчез из поля зрения.
Так. Что еще? Привинтить последний микровыключатель… есть. (Хорошее, кстати, название для детектива «Последний выключатель», что же писатели-то?..) Два провода к блоку питания… есть. Два к осциллографу, еще пара к манипулятору, еще два… нет, больше некуда. Схема готова.
Окидываю взглядом: да, видик! Левая часть стола напоминала вывернутый наизнанку телевизор. Теперь посидеть спокойно, унять дрожь пальцев. Поглядеть, не нахомутал ли где. И – начать. (Как в «Паяцах»: «Итааак, мы-ы нннаачиннаааааа…») Какой я сейчас: обычный, из пятимерного мира, из n-мерного? Не имеет значения.
Начнем с такой же матричной полоски, вереницы n-p-n-столбиков, соединенных общей шинкой. Укладываю ее на столик микроманипулятора, прижимаю одной иглой эту общую шину, другую ставлю на никелевый лоскутик под крайним столбиком. Есть контакт! Зеленая горизонталь на экране разделилась короткой ступенькой. Мне нужно, чтобы после удара импульсом линия вправо или влево от ступеньки встала торчком. Это и будет диод.
Сейчас от легкого нажатия кнопки микровыключателя моя идея или окончательно даст дуба, или… И снова у меня чувство, будто пру против потока, преодолеваю инерцию мира, – как давеча, когда внушал Стрижу об опасности бромида бора. Инерция мира, инерция потока времени; что есть, то и ладно, а чего нет, тому и появляться не надо. А я покушаюсь, изменяю: творчество всегда включает в себя элемент насилия.
Ну, да или нет? Движение пальца. Легкий щелчок микровыключателя – перебрал с измерениями на разряд и обратно. Зеленая горизонталь улетела за пределы экрана и… возвращается прежней. Совсем такой же, со ступенькой. Барьеры проводимости в столбике не нарушались. Мал заряд конденсатора? Мало напряжение?
Прибавил. Поворачиваю потенциометр. Щелчок – зеленая прямая птицей вверх… и снова возвращается такая же.
Ах ты, нечистая сила, упорствовать? Трещу переключателями, ввожу в бой все конденсаторы. Поднимаю напряжение до максимума. Ну, теперь?.. Щелчок. Ого! Зеленая прямая на экране осциллографа встала торчком; обе обратные характеристики сделались прямыми. Импульс пережег оба барьера, оба столбика. Казэ, короткое замыкание. Выходит, либо все, либо ничего? Без просвета?..
Ну, это вы мне бросьте! Чувство сопротивления обстоятельствам становится почти телесным. Ничего, что вышло казэ, – все-таки что-то сдвинулось. (Как в том анекдоте: «Но больной перед смертью пропотел?.. Вот видите!») Должен быть просвет между «все» и «ничего», должен! Хоть щелочка.
Попробую нащупать сей просвет по-артиллерийски. Отключая большую часть конденсаторов, перевожу контактную иглу на соседний столбик. Горизонталь со ступенечкой. Щелчок… на экране опять вертикальная палка казэ. Перелет, хотя и ждал недолета. Ой-ой-ой, а есть ли просвет-то? В душе начинается тихая паника. Мандраж. Надо передохнуть, расслабиться.
Надо же… Что я делал сейчас? Несколько нажатий кнопок, два поворота штурвальчиков манипулятора. А устал больше, чем за час, в который собрал схему. И возбудился: щеки и уши пылают, пальцы дрожат. Откидываюсь к спинке стула, успокаиваю себя замедленными глубокими вдохами и выдохами.
