– А! Интриги, протекции!..
Я удивился, но промолчал.
Сам же я предстал перед комиссией в прежнем составе: те четверо, что рассматривали меня в демонстрационном домике. Они сидели за столом на возвышении, я стоял, просвеченный с двух сторон отраженным зеркалами солнцем (что не улучшало моего состояния). На скамьях теснились любопытствующие, все с голыми черепами – хотя по сложению можно было выделить и с десяток женщин – и обилием рельефных извилин в них; я вскоре привык, и меня более не подташнивало от такой картины.
Первые минуты меня занимала еще одна особенность: как ученые тикитаки, задавая вопрос, отвечая или споря, наклоняют голову и выставляют вперед череп – стремясь, вероятно, подавить собеседника если не доводом, так хоть видом своих извилин. В этом было что-то бодливое. Но затем привык и к этому.
Я рассчитывал, что мне предложат выступить с речью. Куда там! Обстановка во всем напоминала ту, в амфитеатре, полгода назад: меня рассматривали, изучали – в том числе и задавая вопросы. Но вопросы были далеко не те, которые я хотел бы услышать и на которые мог интересно, остроумно ответить; некоторые просто ставили меня в тупик.
Началось все, как заведено, с «тик-так, тик-так, тик-так… бжжиии!..» – с установления ритма, способствующего спокойному взаимопониманию. Затем председательствующий, самый долговязый из четверых, набычившись на меня и аудиторию извилинами, сказал, что собравшиеся здесь члены академии желают уточнить кое-что относительно жизни темнотиков в местах, откуда я прибыл. Они надеются, что я буду отвечать прямо, просто, ничего не утаивая и не искажая, а если чего не знаю, то признаюсь и в этом. Я обещал.
* * *
Вот почти протокольный пересказ нашей беседы. Мы объяснялись на внешнем тикитакто, не думаю, чтобы я чего-то не понял.
Вопрос. Курят ли у вас? В каком возрасте? С какой целью?
Ответ. Многие курят. Начинают обычно в юности. Цель? Чтобы показать себя, что уже взрослые.
Вопрос. Показать что-то в себе?
Ответ. Нет. Чтобы выглядеть взрослее.
Вопрос. Взрослый человек отличается от юноши и подростка силой, весом, знанием и умением. Что из этого можно показать втягиванием и выпусканием дыма?
Ответ. Мм… не знаю.
Вопрос. Какие металлы и камни у вас наиболее ценятся?
Ответ. Алмазы, золото, платина, жемчуг, изумруд… как всюду.
Вопрос. Почему их считают драгоценными?
Ответ. А как же иначе! (Сознаюсь: мне такой вопрос никогда не приходил в голову.) Они… красивы, редки, их трудно добыть.
Вопрос. Перо из хвоста птицы ойя, которую труднее найти, чем золотой самородок, очень красиво, сверкает радужными переливами даже во тьме. Считалось ли бы оно у вас драгоценнее золота и бриллиантов?
Ответ. Не знаю. Думаю, что нет.
Вопрос. Так почему же драгоценности драгоценны?
Ответ. Мм… Так у нас принято считать.
Вопрос. Распространены ли у вас зеркала? Велики ли они? Для чего употребляются?
Ответ. Распространены у состоятельных людей. Самые большие обычно в рост человека. Пользуются ими при одевании… точнее, при наряжании – собираясь в гости, на прогулку, в театр. Женщины – для приукрашения лица. Мужчины – для бритья… ну, для срезания волос с лица.
Вопрос. Есть ли у вас примета: разбить зеркало – к несчастью?
Ответ. Да.
Вопрос. Она исполняется?
Ответ. Думаю, что не чаще других суеверий.
Вопрос. Почему же она держится, как ты считаешь?
Ответ. Наверное, из-за дороговизны зеркал. (Оживление в аудитории. Я с досадой понял, что ляпнул глупость: поломка или потеря любой вещи есть неприятность, но не примета для другого несчастья.)
Председатель. Демихом Гули, мы ведь договорились, что в случае незнания ты отвечаешь: «Не знаю». Нам понятно твое стремление выглядеть умным, доказать, что у тебя под непрозрачным черепом есть извилины. Но, пытаясь во что бы то ни стало нам все объяснить, ты избрал не наилучший способ для этого. «Не знаю», если не знаешь, – вполне достойный ответ. Если он тебя унижает, можешь заменить его на «мне это неясно», «мне неизвестно». Только не надо выкручиваться, хорошо? (Думаю, что после этого замечания все в аудитории увидели мои щеки и уши.)
Вопрос. Улыбаетесь ли вы при общении? Хмуритесь ли, супитесь?
Ответ. Да.
Вопрос. Почему эти мимические жесты именно такие?
Ответ. Улыбкой мы выражаем расположение, нахмуренностью – неприязнь… (Веселье в аудитории.)
Председатель. Ну вот, он опять! Демихом Гули, это понятно, мы тоже так выражаем расположение и неприязнь, как ты мог заметить. Речь не о том. В организме разумного существа все целесообразно, а стало быть, и объяснимо.
Так почему улыбка выражает добрые чувства, а не что-то иное? У зверей, например, подобное движение губ выражает угрозу.
Ответ. Мм… не знаю. («Спрашивают о чепухе!»)
Председатель. Достойный ответ.
Вопрос. Бледнеют ли твои сородичи-темнотики от страха? Краснеют ли от возмущения, смущения или гнева?
Этот ответ мне, по-моему, удался лучше всех других:
– Да.
Вопрос. Известно ли тебе, почему эти реакции на опасность, на обиду и тому подобное именно такие, а не иные?
Ответ. Известно. При испуге кровь отливает от кожи лица. (Веселье всего собрания, которое пришлось утихомиривать ритмами «тик-так… бжжжии».)
Председатель. Нет, он невозможен! Я прошу не задавать демихому вопросы типа «почему?», поскольку это безнадежно, а строить их так, чтобы он мог ответить утвердительно или отрицательно, вот и все.
Вопрос. Существует ли у вас выражение типа «меня мутит» или «его мутит» – в отношении человека, излишне поевшего или употребившего алкогольные яды?
Ответ. Существует. Простонародную речь других наций я знаю слабее, чем свою, но полагаю, что подобные выражения есть и там.
Вопрос. А не доводилось ли тебе слышать другое простонародное высказывание, обычно мужчин в адрес женщины: «У нее хорошая печка», «хороша печь» и тому подобное?
Ответ. Доводилось, и не раз, – от матросов. Оно не слишком прилично. (Но после этого вопроса я стал немного понимать, куда они клонят.)
Вопрос. Применяют ли у вас к детям телесные болевые воздействия?
Ответ. Да, если они того заслуживают непослушанием, капризами, плохой учебой. Приходится наказывать.
