Ирка хотела было бросить ему оставшиеся от банкета
стоматологов обрезки свиной лопатки и шеи, но увидела грозную морду бультерьера
и стремительно улизнула в свою квартиру.
Квазимодо вылетел во двор, как космическая ракета вылетает в
открытый космос. Все дворовое население бросилось врассыпную, оставляя
территорию во власти взбесившегося бультерьера. Единственный, кто не пустился
наутек, был Семен Петрович Зябликов. Он не мог убежать, потому что его лучший
друг, его единственная любовь, сеттер Маруся оказалась прямо на пути Квазимодо.
Семен Петрович бросился навстречу страшному зверю, чтобы
спасти Марусю, принять на себя предназначенную ей страшную участь… но он явно
не успевал, Квазимодо бегал гораздо быстрее.
Семен Петрович зажмурился, чтобы не видеть Марусину гибель.
Он схватился за сердце, ожидая услышать ее предсмертный вопль и кровожадное
рычание бультерьера…
Секунды шли одна за другой, но ничего не происходило.
Тогда Семен Петрович опасливо приоткрыл один глаз.
То, что представилось его взору, было совершенно
непостижимо.
Маруся кокетливо склонила голову набок и бросала бультерьеру
томные взгляды из-под ресниц. Квазимодо остановился, как будто с размаху
налетел на невидимую преграду, и смотрел на прекрасную сеттершу в полном
обалдении. Его крысиный хвост слегка шевельнулся, на морде появилась
неуверенная ухмылка. Прислушиваясь к тому, что творится у него в душе,
бультерьер сделал несколько мелких шажков к Марусе. Она склонила голову на
другой бок и подмигнула ему – что же ты медлишь, дорогой?
Квазимодо отбросил всяческие сомнения. Долгое заточение в
пустой квартире и даже потеря хозяина были забыты им, как дурной сон.
Бультерьер страстно облизнулся и подошел к Марусе вплотную. Она припала на
задние лапы и отпрыгнула от него боком. Квазимодо сломя голову ринулся за
прелестницей в туманную даль.
– Маруся, вернись! – причитал осиротевший Семен
Петрович, но никто его не слышал.
– Весна, – сказал вышедший из подъезда капитан
Мехреньгин. – Что уж тут поделаешь…
В восемнадцатой квартире стояла тишина. Старушки, боясь
скандала и шума, дверь на лестницу не открыли, зато припадали к дверному
глазку, отпихивая друг друга. Они видели, как вышел из квартиры давешний
приветливый капитан милиции с такой странной фамилией, видели, как спускался по
лестнице расстроенный участковый Павел Савельич, сопровождаемый невозмутимым
слесарем Ахматкулом. Не ускользнуло от их внимания и появление двух кинологов в
самом плачевном виде. Сестры переглянулись с непонятным выражением и тут же
синхронно поджали губы, глядя на соседку Ирину из шестнадцатой квартиры,
которая сердобольно хлопотала над одним из кинологов – маленьким и худым.
После того как на площадке все стихло и можно было
оторваться от глазка, старушки посидели, помолчали немного, потом Клавдия
Андреевна достала из буфета графинчик и две микроскопические рюмочки, а Глафира
Андреевна – из холодильника блюдо с маленькими бутербродиками с красной икрой и
копченой колбаской. Потом они удалились в комнату и благоговейно вынесли оттуда
большую цветную фотографию черного с белыми лапками кота, увитую траурной
шелковой лентой. Установив портрет на столе, сестры уселись напротив и налили в
рюмочки домашнюю черносмородиновую настойку.
– Ну что, Клашенька, помянем Тришу.
– Помянем, Глашенька. Спи спокойно, родной наш. Теперь
душа твоя угомонится.
Старушки выпили и закусили бутербродами.
– Да, Глаша, – жуя, и оттого невнятно заговорила
Клавдия Андреевна, – все получилось очень удачно. А ты еще со мной
спорила, что надо бультерьера отравить.
– Прости, Клаша, – повинилась Глафира
Андреевна, – я как увидела, что он с Тришенькой сделал, прямо сама не своя
сделалась. Думаю, жить не смогу, пока не отомщу!
– Вот, сгоряча-то ничего решать нельзя, –
наставительно произнесла старшая сестра. – Посидели, подумали, разработали
план. Теперь видишь, раз хозяина нет, то и Квазимоду этого убрали. А вы, –
она повернулась к котам, – не смейте на площадку выбегать.
Коты упрямо мяукнули – весна, мол, не можем себя преодолеть.
Сестры выпили еще по две рюмочки, доели бутерброды и
расслабились.
– Глядя на луч пурпурного заката… – проникновенным
голосом начала Клавдия Андреевна.
– Стояли мы на берегу Невы… – вторила ей Глафира
Андреевна.
– Вы руку жали мне… – но что это?
Из квартиры сверху раздался звон, грохот ударных, и дурной
голос заорал что-то на непонятном языке.
– Да что же это такое! – в сердцах воскликнула
Глафира Андреевна. – Клаша, ну сил же нет, опять этот Вовка музыку свою
включает на полную мощность. Клаша, жить не смогу, пока магнитофон его дурацкий
не сломаю!
Клавдия Андреевна отставила рюмку и внимательно поглядела на
сестру.
– Опять ты торопишься, Глафира, – укоризненно
сказала она. – Надо сесть, спокойно подумать, как лучше сделать. А ты
порешь горячку. Вот ты сама-то сообрази: ну, сломаем мы ему магнитофон, так
неужели ему родители новый не купят?
Глафира пристыженно молчала, устремив глаза на шкаф, где
стояла медная старинная ступка с тяжелым пестиком.
Валентин уныло листал дело об убийстве Анатолия Матренина и
со страхом думал, что скажет начальству. Откровенно говоря, в деле этом он не
продвинулся ни на шаг, даже хахаля сердобольной соседки Ирины Маркеловой
пришлось выпустить за отсутствием улик. Единственным достижением было
избавление от бультерьера Квазимодо.
Капитан Мехреньгин вздохнул и подпер щеку рукой, как царевна
Несмеяна из сказки. За соседним столом Жека Сапунов пытался печатать отчет,
пользуясь допотопным компьютером.
Дверь кабинета открылась. На пороге появилась симпатичная
девушка невысокого роста в строгом офисном костюме.
– Девушка, вы к кому? – пробасил Жека, оживленно
приподнимаясь из-за стола.
– Что, я так сильно изменилась? – кокетливым тоном
проговорила посетительница.
– Не понял… – Жека от волнения охрип и залился
краской.
– Ты чего, Жека, – Мехреньгин удивленно взглянул
на напарника, – это же Галя Кузина, практикантка наша…
– Чего?! – Жека уронил папку с протоколами,
нагнулся поднять, снова выпрямился и уставился на Кузину. – Правда, что
ли?
– А что – не нравится? – Галя бросила взгляд на
свое отражение в дверце шкафа, поправила волосы. – Да мне самой не
нравится, я так не привыкла… мне Валентин Иваныч для дела велел…
– Нет, мне нравится… то есть, я хотел сказать… да я не
знаю… – и Жека, красный как помидор, вылетел из кабинета.
– Что это с ним? – удивленно спросила Галя.
– Понятия не имею, весна, наверно! – отмахнулся
Мехреньгин. – Ну, рассказывай – что тебе удалось узнать?
