– А Бернар? – внезапно спросил мошенник. – Кто вам сказал,
что это был именно я? Или вы решили, что никому другому это и в голову прийти
не могло?
– О нет, – пренебрежительно отозвалась Амалия. – Не
обольщайтесь, сударь, но сама проделка довольно заурядная. Просто Валевский,
передавая свой разговор с вами, упомянул, что вы вздрогнули и переменились в
лице, когда он назвал имя Бернара. Он-то не обратил внимания на этот факт, ну а
я обратила. Кроме того, по поводу вашего замечательного грима я вспомнила, что
Огюстен Бернар когда-то был актером в провинции.
– И не только, – улыбнулся Огюстен. – Я еще и в цирке
выступал.
– Ну да, ну да, – кивнула Амалия. – Поэтому вам не составило
труда казаться то выше, то ниже. Достаточно было лишь двигаться сгорбясь, как
старик, или, наоборот, держаться прямо, расправив плечи. Да и очки, конечно,
сильно меняют лицо. А теперь отдайте мне драгоценности.
– У меня их нет. – И вор улыбнулся еще шире.
– Месье Бернар, – сказала Амалия спокойно, – я надеюсь, вы
не думаете, что я для того выслеживала вас, чтобы прокатиться в вашем обществе
до Лиона. Моя подруга очень дорожит этими вещами, это фамильные драгоценности,
которые передаются в ее семье из поколения в поколение. И вы мне их вернете.
– Боюсь, это невозможно, – отозвался Огюстен. – Я же сказал:
у меня их нет. Больше нет.
Молодая женщина вздохнула.
– Вы их продали? – без гнева, без раздражения, совершенно
будничным тоном спросила она.
– Ну да, – лучась улыбкой, подтвердил Бернар. – Ваш
знакомый, этот Валевский, так меня напугал, что мне не найти нужных скупщиков,
что я поторопился избавиться от вещичек еще в Париже. Не повезло вам, сударыня.
Столько труда – и все напрасно!
– Ну, это вряд ли, – отозвалась Амалия. – Во-первых, я
сумела задержать вас и уже дала знать кому надо, так что на первой же станции
вас арестуют. А во-вторых, драгоценности у меня.
– То есть как? – спросил ошеломленный Огюстен.
– Ну вы же не думаете, что я четверть часа беседовала тут с
вами лишь для того, чтобы помочь вам уяснить ваши промахи? – спросила Амалия, и
взор ее полыхнул золотом.
Огюстен некоторое время смотрел на нее, словно не понимая,
на каком он свете, затем схватился за внутренний карман – и испустил слабый
стон, поняв, что тот пуст.
– Видите ли, – снисходительно пояснила Амалия, – вы не
первый вор, с которым я общаюсь, и поневоле мне пришлось перенять кое-что из
вашего профессионального арсенала. А так – ничего особенного, обыкновенная
ловкость рук. Кстати, это, случаем, не ваши часы?
И она задорно качнула в воздухе теми самыми часами, которые
– Огюстен был готов поклясться – всего несколько минут назад мирно лежали в его
жилетном кармане.
Вор тяжело вздохнул и вскинул вверх руки.
– Сдаюсь, – объявил он. – Вы меня переиграли вчистую. Как
ловко вы обо всем догадались – просто потрясающе. Нет, в самом деле! Я горжусь,
что именно вы поймали меня. Хотя на самом деле…
И в следующее мгновение он вскочил с места и, метнувшись
мимо Амалии в проход, с невероятной быстротой бросился прочь.
– Бернар! – крикнула баронесса. – Вам все равно не уйти!
Она хотела подняться, но оказалось, что неповоротливый
Сарданапал запутал свой поводок вокруг ее ног. Собака мирно дремала.
– Сарданапал, – сердито проговорила Амалия, распутывая
поводок, – знаешь, кто ты такой? Ты предатель!
Пес приоткрыл один глаз и протестующе гавкнул.
– Я понимаю, он о тебе заботился, – горячилась Амалия,
возясь с последней петлей, – но он же преступник, пойми! А ты – сообщник
преступника!
Сарданапал в ответ только зевнул и устроился поудобнее, всем
своим видом выражая снисходительное презрение к этим смешным людям, которые
вечно устраивают переполох из-за каких-то пустяков.
Драгоценное время было безнадежно упущено. «Неужели уйдет?
Да нет, из поезда некуда деваться… Или он попытается спрыгнуть на ходу?»
Амалия выбежала из вагона на открытую площадку для
курильщиков, которая моталась из стороны в сторону. В который раз недобрым
словом помянув про себя моду, предписывающую женщинам носить такие неудобные и
непрактичные наряды, Амалия стала со всеми предосторожностями перебираться на
площадку идущего впереди вагона, когда услышала чей-то веселый голос:
– Госпожа баронесса!
Подняв глаза, Амалия увидела поезд, который шел по
параллельному пути в обратном направлении. На крыше вагона сидел Огюстен
Бернар. Сняв шляпу, он несколько раз взмахнул ею.
– Меня еще никто никогда не поймал! Можете гордиться – вам
это почти удалось! Счастливо оставаться!
И – мошенник эдакий! – имел наглость послать Амалии
воздушный поцелуй.
Составы разошлись. Лионский поезд засвистел и выбросил
облако пара. Он миновал канал, где под мостом плыла медлительная, как
Сарданапал, баржа, выехал на простор и прибавил ходу. Мимо бежали луга, поля,
деревушки, сирень в цвету, – и над всем этим парила невидимая Флора, богиня
весны.
Дарья Донцова. Правда в три короба
Если в понедельник, около четырех утра, вам звонят в дверь,
а потом начинают громко в нее барабанить и орать: «Откройте», то не ждите, что
это друзья, решившие принести вам свежие булочки к завтраку.
Я быстро накинула халат, добежала до домофона и посмотрела
на экран. Так и есть! На лестничной клетке стоит милиционер.
– Кто там? – на всякий случай поинтересовалась я.
– Тань, открывай, – раздался знакомый голос, и рядом с
парнем в фуражке появилась наша домоуправ и соседка Светлана Чернышева.
Я быстро открыла дверь.
– Извини, – забубнила Светка, когда я выглянула наружу, – им
понятая нужна.
– Кому? – прикинулась я идиоткой.
Света поежилась и ткнула пальцем в квартиру, расположенную
справа от лифта.
– Ща ее вскрывать будут, по закону свидетели нужны.
Нехорошо, конечно, было тебя будить, да больше некого. Рындины уехали в Египет,
у Корольковых дети маленькие.
– Зачем к Лагутиным вламываться? – заморгала я. – Позвоните,
Никита откроет.
Мент крякнул, а Светка спросила:
– Когда ты Лагутина последний раз видела?
– Ну… не помню, – призналась я, – раньше часто встречались у
лифта, а после смерти Тони с Яной он словно исчез. Хотя нет, вспомнила! В
прошлый четверг я столкнулась с Никитой в супермаркете, он по отделу
инструментов бродил. Я так обрадовалась!
