Вырвавшиеся у него ругательства совершенно не вязались с
содержимым мешочка – овальным золотым футляром тонкой работы с изображением
Девы Марии на крышке. Внутри обнаружился кусочек ароматической смолы.
«Ладан. Вот откуда шел этот странный церковный запах!» –
догадался он. И тотчас в замутненном сознании всплыли вещи из ее сумки – черный
балахон, простая рубаха, шапочка конической формы, деревянное распятие, книги –
«Псалтирь», «Требник», «Деяния святых апостолов»… Он не обнаружил там ни одной
женской принадлежности: ни косметички, ни кружевного белья, ни модной кофточки,
ни яркого шарфика, ни запасных колготок – вообще ничего. И это никак не
вязалось с образом его соседки по купе: с ее подчеркнуто чувственной
внешностью, стильной прической, меховым розовым болеро от Валентино,
умопомрачительными духами, с ее сапфирами, наконец! Дочь олигарха? Он скорее
готов был поверить ее словам, чем собственным глазам. Как будто сумка
принадлежала другой женщине – монахине или религиозной старухе… Но откуда в ней
такая ценная старинная вещица? Какая-то храмовая реликвия?
Ручку двери подергали с другой стороны, и он вышел, едва не
столкнувшись с негодующей дамой, которая хотела в туалет.
Поезд мчался на всех парах, вагон мотало, и добраться до
купе оказалось непростой задачей. Каждый шаг давался ему с невероятным трудом –
голова кружилась, ноги будто налились свинцом.
– Тебе плохо? – томно спросила Незнакомка, обвивая его
руками и приникая всем телом. Ее блузка расстегнулась, и сапфир синей звездой
лежал в ложбинке между грудей, глаза стали огромными, на половину лица, а губы
казались раскрытыми лепестками смертоносного цветка, сладкими и горячими. –
Сделай еще глоток!
Золотистый край стаканчика коснулся его губ, и он, не в
силах противиться, выпил обжигающую жидкость. Тяжкое оцепенение отпустило его,
сменилось эйфорической легкостью, почти невесомостью. Руки женщины порхали над
ним, шелковистые волосы приятно щекотали пылающую кожу, поцелуи длились целую
вечность, – тысячу раз он умирал и воскресал, исступленно сжимая в объятиях
сияющую вакханку, фурию, гарпию, девственницу, языческую царицу, ведьму,
весталку, небесную апсару, то целомудренную и кроткую, то неистовую, то робкую,
то бесстыдную, разнузданную жрицу любви, птицу в сказочных перьях с радужным
хвостом и девичьим лицом – сатанинским, ангельским…
Истощенный любовной страстью, истомленный, измученный, он
провалился в забытье, в зияющую бездну, откуда нет возврата…
Радужная птица поднялась с измятого жаркого ложа, почистила
перышки и прислушалась к дыханию любовника. Крепко ли спит? Убедившись, что
проснется он не скоро, жрица любви занялась портфелем. Теперь у нее было
достаточно времени, чтобы справиться с хитрым замочком.
– Хм-м! – вырвалось у нее при виде нескольких карточных
колод, увесистой пачки денег, двух паспортов на разные имена, набора отмычек,
выкидного ножа…
Так вот кто оказался ее последним мужчиной в мире, который
она покидает навсегда! Что ж, он подарил ей незабываемые мгновения и должен
быть вознагражден.
Она подняла с пола его брюки, без всяких угрызений совести
проверила карманы – золотой футляр с изображением Девы Марии! Ну, разумеется!
Поколебавшись, она засунула футляр обратно, а брюки
аккуратно повесила.
* * *
Он проснулся в темноте, в духоте, насыщенной запахом яблок и
женских духов. Щелкнул выключателем – в изголовье загорелась тусклая лампочка.
Кроме него, в купе никого не было. Ему приснился дивный сон, похожий на историю
из «Тысячи и одной ночи», или все произошло наяву?
Он огляделся, плохо соображая, где находится и как сюда
попал. Поезд? Разве он собирался куда-то ехать? Голова гудела, тело не
слушалось, память отказывалась служить. Он со стоном сел, потом встал и
приоткрыл окно, впуская сырой холодный ночной воздух. На соседней полке стоял
его портфель, а на столике лежала церковная книга с закладкой.
– Требник, – прочитал он, беря ее в руки и открывая на
заложенной странице. – «Молитвословия об отгнании злых духов»… Что за бред?
Он потянулся к портфелю, заглянул внутрь, – кажется, все на
месте: карты, нож, деньги и какая-то бутылка: че-е-ерт! Откуда здесь бутылка?
Он не помнил, покупал ли вино… Вообще-то он предпочитал крепкие напитки –
водку, коньяк, виски.
Бутылка была не простая: в золоченой оправе из стеблей,
цветков и листьев, с пробкой в виде человеческой головы. Он поднес бутылку к
свету – внутри виднелась странная фигурка, похожая на человечка, на дне
оставалось чуть-чуть вина. «Мандрагора! – осенило его. – Волшебный корень
влюбленных! Согласно поверьям, он вырастает под виселицей из семени казненного,
и те, кто попробует его, не смогут жить друг без друга».
Он все вспомнил: женщину, которую встретил в метро, запах
духов, низкий бархатный голос, сладкий вкус ее губ, содрогания ее тела… и
монашеское одеяние в дорожной сумке. Кто она – колдунья, святая? И где теперь
ее искать?
Он не заблуждался на свой счет, никогда не верил в воровскую
романтику и знал, что плохо кончит. Но азарт игры, где на кон ставят
собственную жизнь, спасал его от скуки. Он открыл странную бутылку и поднес
горлышко к губам… Выпить, что ли, до дна? Где-то ему приходилось читать, будто
мандрагору еще применяют против одержимости демонами…
Он вспомнил шепот Незнакомки в любовном угаре:
– Ты уверен, что мы существуем?
В самом деле, уверен ли он? Они оба притворялись. Она –
монахиней, раскаявшейся блудницей, дочерью олигарха; он – игрок и вор –
преуспевающим бизнесменом, светским львом. Сколько у них лиц? Сколько у них
душ? И снисходит ли благодать на таких, как они?
«Что, если мне завязать? – подумал он. – Найду ее, если
понадобится, украду, увезу силой! Мы поселимся в Вене или Страсбурге, снимем
уютную квартирку, повесим в спальне бархатные шторы и будем жить, как
добропорядочные буржуа…»
В окно подул ветер с дождем, охладил его горячий лоб, и
такая на него навалилась тоска, что захотелось взвыть во весь голос: чтобы
обрушились небеса или поезд сошел с рельсов, полетел под откос, вниз, в
тартарары, в черную непроглядность весенней ночи.
Татьяна Устинова. Волшебный свет
Я стою в ожиданье,
Когда вы вернетесь домой,
Побродив по окрестным лесам.
Очень долгим он кажется,
Ваш выходной,
По земным моим быстрым
часам!
Ю. Левитанский. Ожидание
– Тата? Таточка, это ты?
Она чуть не уронила мобильный. Чашка с кофе, которую она
элегантно держала на весу, на блюдце не ставила, накренилась, и кофе
выплеснулся на юбку.
