– На природу? – задумчиво переспросил Алымов.
– Ну да. Знаешь: травка, цветочки, птички?
– Цветочки? Я тоже хочу на травку с цветочками, а меня никто не берет, – сказал он капризным тоном избалованного ребенка.
Ася усмехнулась:
– Алымов, ты промахнулся месяца на два – какая травка с цветочками в октябре?
– Ну, птички-то есть?
Опять зазвонил мобильник, и Алымов, чертыхнувшись, ушел. Ася вздохнула. Между ними явно ощущалась некая преграда, словно не было ни судорожных объятий, ни безумных сообщений, ни стеклянного ежика. «Это что же, каждый раз все сначала? – думала Ася. – Какой-то вы сложный, господин Алымов. Настоящий Ёж – и хочется, и колется». Она даже не представляла, насколько на самом деле все сложно. Наконец, Ёж вернулся, уже полностью одетый и бодрый. Он сел за стол и вопросительно посмотрел на Асю. Она подняла брови:
– Что?
– А завтрак не дадут?
– Завтрак? Даже не знаю.
– О, черт! – Сергей подскочил от нового телефонного звонка. – Нет, надо бежать! Поедем? На природу?
– Ну, поедем…
Алымов стремительно проглотил наскоро приготовленный Асей омлет, они собрались и резво вы-ехали со двора.
– И куда мы едем? – спросила Ася, пристегивая ремень безопасности.
– Там увидишь.
– Загадочно.
Почти всю дорогу они молчали. Неожиданно Ася спросила:
– Ёж, а на какой конструкции ты целый час висел?
– На какой конструкции?
– Лариса рассказала.
– Вот болтушка! – Алымов покосился на Асю, и она поняла: сейчас соврет что-нибудь утешительное, чтобы она не пугалась. – Во-первых, не час. Во-вторых, не висел, а… отдыхал.
– Да ладно!
– Нет, правда. Я забрался, а у оператора камера глюкнулась. Слезать лень было, ну, я там и остался. Посидел, полежал даже на балке.
– А что за акробатику ты там выдавал? И в воду пять раз прыгал?
– Ну, Лариска! Поймаю – убью! Да ничего специального, так – развлек народ слегка. И в воду прыгал. Да нормально все, это ж моя работа.
Ася только вздохнула. Потом вспомнила разговор с Верой Павловной:
– Сереж, ты прости, что я не была на премьере. Ты сильно обиделся?
– Тетка наябедничала? Я, конечно, не обиделся, но… огорчился.
– Ты понимаешь, я не смогла. Я пришла в театр, даже на свое место села. И мне плохо стало.
– Как это?
– Я так разволновалась! Ты же помнишь, я всегда больше тебя переживала. А тут – премьера! Я тебя тринадцать лет на сцене не видела…
– Ты не смотрела? Ни одного моего спектакля?
– И ни одного фильма. Сереж, я пыталась тебя забыть. Да что-то не вышло. Мне теперь так жаль, что не видела! Прости.
– О господи…
– Ну, я и ушла. Целый вечер рыдала. Потому что хотела быть там, с тобой.
– Я не рыдал, но тоже этого хотел. Просто черт знает что…
– Я потом посмотрела.
– Ну, и как тебе? Понравилось?
– Ёж, разве можно сказать «понравилось» – там же трагедия, человек застрелился! Какое-то другое слово надо.
– Пробрало тебя?
– Ладно, пусть – пробрало. Я ночь не спала.
– Опять рыдала?
– Да. Мне так жалко тебя было, просто невозможно!
– Малявка бедная! Это же театр, все понарошку, ну что ты! И это вовсе не я, а персонаж.
– Все равно – ты.
– Ну ладно, в следующий раз не буду стреляться, уговорила.
– Да ну! Я с ним серьезно, а он…
– Ты даже не представляешь, насколько я серьезен. Я вот только думаю: зря мы никаких бутербродов не взяли. А магазинов там нет. Мы ж проголодаемся…
– Где – там? На природе? Ну какие-нибудь веточки наверняка найдутся.
– Веточки? – рассеянно спросил Алымов, пытаясь вписаться в поворот. – Веточки – это заманчиво.
– Сереж, а ты специально там на Чехова похож? Так задумано, да?
– Ты знаешь, случайно получилось. Но решили оставить.
– А почему вы с доктором такие одинаковые? Тоже случайно?
– Нет, это специально. Поняла почему?
– Я сначала подумала, что это актер тебя копирует, потом догадалась, что это доктор… как его?
– Львов.
– Подражает Иванову. Так часто бывает. Я сама, помню, прическу делала, как у учительницы литературы, уж очень она мне нравилась. У вас забавно с шарфами получилось – когда он увидел, что у него такой же. Так злобно с шеи сорвал, скомкал и в карман запихнул. А ты… А Иванов так недоуменно посмотрел и ничего не понял. Нет, здорово сделали! Я потом все время вспоминала отдельные сцены. А Сарра какая великолепная! У нее свои такие роскошные волосы или парик?
– Свои. А как тебе Саша?
– Ничего, – равнодушно ответила Ася, отвернувшись к окну, а Алымов чуть усмехнулся и затормозил:
– Ну вот, мы приехали.
– Куда это ты меня завез?
Они вылезли из машины, и Сергей взял Асю за руку. Это оказался не то лес, не то парк с узкими дорожками, вдоль которых стояли редкие скамейки, сооруженные из подручного материала – пеньков и досок. Землю покрывал ковер пожухлых листьев, ветер вяло шевелил голые ветки, пахло прелой листвой, сыростью и почему-то грибами. Из-за туч время от времени показывалось холодное осеннее солнце, и тогда лес преображался: белые стволы берез загорались матовым светом и даже синицы, казалось, начинали пищать веселее. Ася с Сергеем медленно шли по дорожке, и Ася думала: «Интересно, Ёж осознает, что ведет меня за руку?» Словно услышав, он произнес:
– Представляешь, я никогда вот так не гулял с девушкой. Взявшись за руки. Даже в юности. Как-то не до того было.
– И неправда. С одной девушкой ты гулял.
– С кем это?!
– Со мной. Помнишь?
– Ну, это в детстве.
Они вышли на небольшую полянку, где на стволе дерева висела кормушка, сделанная из большой пластиковой бутылки, – там суетились и верещали какие-то мелкие птички. Сергей подвел Асю поближе – смотри, только тихо. Ася ахнула: в траве прыгала не замеченная ею сначала белка.
– Вон еще! Видишь?
Белки шустро скакали по земле, потом одна забралась на дерево и, распугав птичью мелочь, деловито полезла в кормушку. Ася следила за белками, приоткрыв рот, а Сергей смотрел на нее и улыбался.
– Белки! Смешные, правда? – восторженно произнесла Ася, обернувшись к Алымову. И тут он наконец ее поцеловал. К кормушке подлезла другая белка, попыталась забраться – первая не пускала, и они слегка потузили друг друга, а потом обе унеслись вверх по дереву. Снова слетелись синицы и устроили привычную суету, не обращая никакого внимания на замершую у соседней березы пару.
