Теперь они смеялись уже вдвоем и долго не могли успокоиться: то Алымов, то Ася, уже засыпая, вспоминали и начинали хихикать в подушку. Утром Ася чуть не проспала – вскинулась, прихлопнула будильник, покосилась на спящего Сергея и понеслась в ванную, а когда добралась до кухни, там оказался полуголый Алымов, который, зевая, сторожил турку с кофе. Ася обняла его сзади и поцеловала между лопаток:
– Ёж! Ну, зачем ты встал!
– Я потом опять лягу, ничего. Я тебе кофе сделал.
– А ты знаешь, что у тебя вообще-то кофеварка есть?
– Я все равно ничего в ней не понимаю! Кнопки какие-то…
Алымов, глядя на Асю, пьющую кофе, ясно понимал – и принимал! – полную и абсолютную власть над собой этой женщины. И как это вышло? Как получилось, что он сдался на ее милость? А что с ним будет, если вдруг… она… его разлюбит?! Разочаруется в нем?! И если б он только помнил, что она лепетала вчера, когда он нес ее, полусонную, в постель! Если бы он только знал, каким хрупким оказалось Асино душевное спокойствие, насколько она не уверена в своей власти над ним! Слишком долго Ася страдала – и эта инерция страдания то и дело давала себя знать, особенно когда Алымова не было рядом. Они переживали одинаковые чувства, не догадываясь об этом, – словно две реки текли рядом, чтобы когда-нибудь влиться в одно общее море.
– Ой, мне такой сон смешной приснился, – сказала вдруг Ася, поднимая на него ясные глаза. – Словно я маленькая, как куколка. И ты меня везде с собой носишь – в кармане пиджака или на лацкане, как бутоньерку. Правда, забавно?
– Ну, я же не зря называл тебя Малявкой.
– Эй, ты что? Ёж? Ну, что ты? – Ася подошла и обняла внезапно опечалившегося Алымова.
– Просто я хочу, чтобы ты всегда была со мной.
– Я с тобой. Даже когда не рядом, я все равно с тобой. Ну вот! Господи, ты как ребенок!
– Это ты довела меня до такого состояния.
– Конечно, я во всем виновата, я знаю.
И она так поцеловала Алымова, что он сразу забыл печалиться, но Ася тут же умчалась от него с воплем:
– Я опаздываю, какой кошмар!
Но еще долго собиралась, а Сергей так и ходил за ней хвостиком по квартире.
– У тебя сегодня тоже спектакль? – спросила она, натягивая сапог.
– Ну да.
– Хочешь, я приду? К семи не успею, но ко второму действию могу. Домой вместе поедем.
– Хочу.
– Ага. Пока, я понеслась! Не грусти, ладно?
– Постараюсь. Подожди! Помнишь, ты когда-то говорила, что я – как запертый дом? Ну, я хотел, чтоб ты знала: ты вошла в этот дом. Понимаешь? Ты – внутри.
У Сергея довольно часто случалось такое странное состояние неопределенной тревоги и смутной тоски – возможно, это было что-то вроде предчувствия, потому что порой происходили какие-то события, задним числом прояснявшие и тоску и тревогу: неприятные происшествия, а то и настоящие драмы. Вот и сегодня его внезапная хандра оказалась предвестником встречи с бывшей женой: до театра он заехал на телевидение, чтобы переговорить с одним нужным человеком, и уже на выходе увидел Дару. Вернее, она заметила его первая – подошла сзади и дотронулась до плеча. Сергей, вздрогнув, обернулся – Дара улыбалась ему в лицо, шикарная и вызывающе-сексуальная:
– Здравствуй, Алымов.
– Привет.
– Прекрасно выглядишь. Слышала, тебя можно поздравить? Блистаешь в «Иванове»?
Алымов пожал плечами.
– Что-то ты не рад меня видеть.
Дара погладила его по щеке – Сергей шарахнулся, а она засмеялась:
– Да ты меня боишься, что ли?
– Слушай, что тебе надо? Я опаздываю.
– Да ничего мне от тебя не надо. У меня все есть. Вот!
Дара подсунула Алымову под нос белую руку, на пальце которой сверкал и переливался огромный бриллиант.
– Я замуж выхожу.
– Поздравляю. И кто же этот идиот?
Дара снова рассмеялась:
– Ох, Алымов, насмешил! Этот идиот, как ты выражаешься, стоит несколько миллионов! Не тебе чета!
– Совет да любовь.
И Сергей решительно повернул к выходу. Его просто трясло от злости, и, сев за руль, он некоторое время матерился, колотя кулаком по соседнему сиденью. Черт, черт, черт! Провались она пропадом вместе со своим миллионером!
С миллионером Дара познакомилась год назад на корпоративе, где спела несколько хитов. После выступления ее пригласили за стол, и Дара кокетничала направо и налево – корпоратив был богатый. Ее на такие обычно не звали. Подумаешь – звезда второсортных сериалов, певица ночных клубов! Но Дара знала, что очень хороша в ярко-алом платье в обтяжку: роскошная, сексуальная, прямо Мэрилин Монро! Так что мужики наперебой лезли к ней с комплиментами и тостами. Этот – не лез. Смотрел издали, чуть усмехаясь. Высокий, подтянутый, седой, элегантный. Средних лет. Оказалось, вице-президент фирмы. Наверняка миллионер, подумала Дара. И в очередном разводе – это уж она постаралась выяснить сразу. Устав от навязчивых заигрываний, она вышла на балкон – вид на ночную Москву открывался просто потрясающий.
– Какая красота! – невольно воскликнула она.
– Мне тоже нравится.
Дара оглянулась – это был тот самый вице-президент.
– Вы прекрасно пели. Но репертуар…
– А что предпочли бы вы?
– Я предпочел бы какой-нибудь блюз. У вас подходящий голос.
Дара усмехнулась и запела ему в лицо: «Now you say you’re lonely, you cried the long night through… Well, you can cry me a river… Сry me a river… I cried a river over you…»
[6].
– О! Прекрасно! Вы просто Элла Фицджеральд!
– Или Дайана Кролл.
– Я как-то был на ее концерте.
– Правда?
– Хотите, в следующий раз возьму вас с собой? Она будет выступать в Германии, кажется.
– С удовольствием!
– А пока, может быть, не откажетесь встретиться со мной? Завтра, например?
– А почему бы не прямо сейчас? Разве у вас нет коллекции картин, которые вам хотелось бы мне показать?
Он рассмеялся:
– Есть коллекция пластинок. Джаз, блюз. Много редких.
– Так что же вы сразу не сказали? Едем!
– Решительная женщина!
– А зачем тянуть? – спросила Дара, глядя ему в глаза. – Я же тебе нравлюсь, разве нет?
– Нравишься. И очень.
До пластинок дело у них так и не дошло.
