На Джеральд-сквер были люди. В том месте, где Бродвей пересекал Тридцать четвертую улицу. Большинство из них находились внутри треугольника, далеко от зданий; они смотрели на небо. Некоторые выстраивались в ряд, как спортивные болельщики, покидающие стадион после победы, полные возбуждения и энергии. Но витрины «Мейси» оставались нетронутыми. Пока.
Они продолжали двигаться в сторону Тридцать восьмой улицы, медленно пересекая перекрестки с мертвыми светофорами, каждый раз не зная, следует ли им пропускать другие машины или нет, но всякий раз получалось, что никто даже не задевает чужие автомобили, потому что все ехали медленно и с уважением относились к другим – после вас, нет, после вас. Очевидно, пока еще господствовал дух единения. Во всяком случае, на дороге. «Интересно, сколько времени он продлится?» – подумал Ричер.
Они поехали на восток по Тридцать восьмой улице и свернули на Пятую авеню, четырьмя кварталами севернее Эмпайр-стейт. Смотреть было не на что: широкое темное основание, как здания на улицах в каждом квартале, и ничего выше. Лишь призрачная темнота. Они припарковались у тротуара на Пятой авеню, кварталом севернее Тридцать четвертой улицы, и вышли, чтобы лучше рассмотреть здание вблизи. Тридцать четвертая имела двойную ширину, так что открывался прямой вид на запад и восток, где все еще царила темнота, если не считать оранжевого сияния где-то далеко, возможно, в Бруклине. Там уже бушевал пожар.
– Начинается, – сказал Ричер.
Они услышали, как по Мэдисон приближается полицейская машина, и увидели, что она пересекла шесть полос Тридцать четвертой улицы в одном квартале от них. Ее включенные фары выглядели на удивление яркими. Вскоре машина скрылась из вида, и ночь снова стала безмолвной.
– Почему город обесточен? – спросила Крисси.
– Не знаю, – сказал Ричер. – Возможно, возникла перегрузка из-за того, что у всех были включены кондиционеры, или где-то ударила молния. Может, это результат электромагнитного импульса после ядерного взрыва. Или кто-то не заплатил по счету.
– Ядерный взрыв?
– Это известный побочный эффект. Но я не думаю, что произошел ядерный взрыв. Мы не видели вспышки. Ну и, в зависимости от места взрыва, мы должны были бы превратиться в чипсы.
– В какой части ты служишь?
– Ни в какой. Мой отец служит в морской пехоте, брат будет армейским офицером, но это они, а не я.
– А кем собираешься стать ты?
– Понятия не имею. Скорее всего, не адвокатом.
– Как ты думаешь, твоя подруга из ФБР права насчет беспорядков и грабежей?
– Может быть, на Манхэттене их будет меньше.
– С нами все будет в порядке?
– Да, с нами ничего не случится. И, если все остальное откажет, мы поступим, как делали в прежние времена. Дождемся рассвета.
* * *
Они свернули на Тридцать четвертую улицу, подъехали максимально близко, насколько могли, к Ист-Ривер и остановили машину в засыпанном мусором треугольнике, который наполовину располагался под Магистралью ФДР
[8], и стали смотреть сквозь ветровое стекло на темную громаду другого берега. Прямо перед ними находился Квинс, справа – Бруклин, а далеко слева – Бронкс. Пожар в Бруклине сильно разгорелся. Видны были огни в Квинсе. И в Бронксе, но Ричеру говорили, что там постоянно бывают пожары. И только у них за спиной, на Манхэттене, огня не было. Пока. Однако они слышали многоголосый вой сирен. Темнота становилась агрессивной. Может быть, из-за жары. «Интересно, как поживают витрины “Мейси”?» – подумал Ричер.
Крисси не стала выключать двигатель, чтобы продолжал работать кондиционер. Ее рубашка полностью скрывала шорты, и казалось, будто на ней больше ничего не надето. Только рубашка. И это выглядело великолепно. Крисси была очень хорошенькой.
– Сколько тебе лет? – спросил Ричер.
– Девятнадцать, – ответила она.
– Откуда ты?
– Из Калифорнии.
– Тебе там нравится?
– До сих пор нравилось. У нас есть времена года. Жара и холод.
– В особенности жара.
– А сколько лет тебе? – спросила она.
– Вполне достаточно, – сказал он. – Больше тебе ничего не нужно знать.
– В самом деле?
– Надеюсь, что так.
Она улыбнулась и выключила двигатель. Потом заперла дверь и наклонилась, чтобы закрыть дверь со стороны Ричера. От нее пахло разгоряченной чистой девушкой.
– Здесь будет тепло, – сказала она.
– Надеюсь, что так, – повторил Джек.
Он положил руку ей на плечи, притянул к себе и поцеловал. Он знал, как это делать. У него уже было три года практики. Свободную руку он положил на изгиб ее бедра. Крисси очень хорошо умела целоваться. Теплые влажные губы, много языка. Закрытые глаза. Ричер слегка приподнял ее рубашку и засунул под нее руку. Ее тело было плотным и гладким, горячим и слегка влажным. Она подняла свободную руку, просунула ее под его рубашку, провела ладонью по боку, груди и опустила ее вниз. Затем кончики ее пальцев скользнули ему за пояс, и Ричер счел это обнадеживающим знаком.
Они оторвались друг от друга, чтобы вдохнуть воздуха, а потом снова начали целоваться. Его свободная рука опустилась к ее колену и заскользила по удивительно гладкой коже внешней стороны бедра, большой палец проник за край шортов, и все это время Ричер пытался представить что-то более прекрасное, чем прикосновение к теплой девичьей коже, но у него не получалось. Затем он двинулся немного дальше, пока его ведущий палец не наткнулся на жесткий стык у нее между ног, у основания молнии. Она крепко сжала его руку, и Ричер сначала посчитал это предостережением, но потом понял, что у нее на уме совсем другое, поэтому стал опускать руку вниз, пока практически не поднял Крисси с сиденья. И тут она вздохнула, тихонько ахнула, все ее тело расслабилось, и они вновь прервали поцелуй, а он переместил свою сжатую руку к пуговицам ее рубашки и попытался заставить свои пальцы работать. Получилось у них совсем неплохо – одна пуговица, две, три, до самого конца, пока рубашка не распахнулась.
Их губы снова нашли друг друга, начался третий марафон, и его свободная рука принялась за работу в другой области, сначала снаружи шелкового лифчика, а потом он снизу проник внутрь, пока лифчик не переместился вверх и ее маленькая влажная грудь не перешла в его распоряжение. Его губы опустились вниз, к шее, потом к соскам, он вернул руку вниз, на прежнее место, и Крисси начала тереться об нее длинными и медленными движениями, ее дыхание стало тяжелым, пока она во второй раз не расслабилась и не прижалась к нему так, словно в ее теле не осталось костей.
Потом Крисси положила ладонь на его грудь и отодвинула назад, к его окну, и Ричер вновь воспринял это как упрек. Но потом она улыбнулась так, словно ей известно нечто, остававшееся для него тайной, и расстегнула его брюки. Ее смуглые тонкие пальцы быстро разобрались с молнией, и именно в этот момент он понял смысл фразы: умереть и вознестись на небеса. Ее голова опустилась к его бедрам, и он ощутил ее прохладные губы и язык. Ричер закрыл глаза, снова открыл их и стал смотреть, полный решимости запомнить все, до мельчайших деталей, где, и когда, и как, кто и почему, в особенности почему, потому что сознательная часть его разума не могла найти логической связи между Автобусным терминалом Портового управления и тем, что оказалось зачарованным королевством. Нью-Йорк, Нью-Йорк. Чудесный город. Проклятье, тут не могло быть ни малейших сомнений. Поэтому он смотрел по сторонам, стараясь запечатлеть все вокруг в своем сознании: город, реку, лишенный формы город, далекие огни пожаров, проволочные изгороди, унылые бетонные колонны, удерживающие автостраду у него над головой.
