– Это шутка морской пехоты?
– Я не морской пехотинец.
– Как ты попадешь внутрь?
– Полагаю, церковь, расположенная с противоположной стороны, закрыта.
– Сегодня – наверняка. Возможно, даже каждую ночь.
– Я что-нибудь придумаю.
– А как поступили бы военные?
– Морская пехота или армия?
– Армия.
– Они вызвали бы артиллерийскую поддержку. Или использовали ракеты «воздух – земля».
– А морская пехота?
– Скорее всего, они открыли бы огонь. Обычно это заставляет противника быстро покинуть здание.
– Но ты так поступить не можешь.
– Я не морской пехотинец, – повторил Ричер.
Он посмотрел на противоположную сторону улицы. Окна второго этажа, естественно, оставались темными. Из чего следовало, что Крозелли мог находиться там и наблюдать. Но едва ли он что-нибудь видел. Человек, находящийся в темной комнате и наблюдающий за освещенной улицей, имеет преимущество. А человек в темной комнате, наблюдающий за темной улицей, мог бы с тем же успехом прилечь отдохнуть.
Ричер пересек улицу, подошел к двойным дверям, приложил к ним кончики пальцев, и у него возникло ощущение, что он прикоснулся к наждачной бумаге. Пятидесятилетняя краска плюс пятьдесят лет дыма, сажи и пыли. Он постучал, сначала тихонько, потом сильнее, костяшками пальцев. Дерево было старым, толстым и массивным, словно его привезли сто лет назад из какого-то древнего леса на западе. Ричер провел по нему ладонью, пока не обнаружил маленькую дверцу. Такая же краска, такая же сажа и такое же дерево. Джек попытался нащупать петли, но ему не удалось. Тогда он нашел замок, потер его большим пальцем и решил, что это маленький круглый замок Йейла
[13], латунь, вероятно, такой же старый, как и краска.
Он вернулся к Хемингуэй.
– Двери толщиной в два или три дюйма, маленькая дверца сделана из одного куска дерева. Качественная древесина, ставшая твердой, как камень.
– Значит, остается только армейский подход.
– Может быть, и нет. Дверца открывается внутрь. На ней старый замок Йейла, установленный лет пятьдесят назад. И я не думаю, что они стали делать отверстие в двери. Только не в таком твердом дереве. Не в те годы. Тогда они особо не тревожились из-за безопасности. Могу спорить, что замок установлен на задней поверхности. Как в старых домах. Язычок и два винта.
– Но там будет еще одна дверь, ведущая со двора в дом. И на ней может быть замок, который врезали значительно позднее.
– Тогда я постучу и буду полагаться на свое обаяние.
– Я не могу тебе позволить так поступить.
– Это меньшее, что я могу сделать. Однажды я уже все испортил. Тогда вы могли получить хоть что-то. Вытерпели бы пощечину, и он бы продолжил говорить.
– Он уже обнаружил провод.
– Но он высокомерен. У него раздутое эго. Он мог продолжать просто для того, чтобы над вами поиздеваться.
– На это я и рассчитывала.
– Тогда позвольте мне все исправить.
* * *
Ричер повернулся спиной к Хемингуэй, приподнял рубашку и почувствовал, как горячие пальцы оттягивают резинку его трусов, устраивая под ними пластиковую коробочку. Затем он ощутил провод, и ее рука поднялась вверх по его спине, под рубашкой, к лопаткам, еще выше, к плечам; получилось странное вертикальное объятие. Горячее дыхание Хемингуэй коснулось его шеи, потом она развернула Ричера лицом к себе и другой рукой отыскала микрофон, чтобы передать его из руки в руку и установить в нужном месте. Джилл замерла, микрофон оказался зажатым между его рубашкой и грудью, но она продолжала придерживать его рукой – теперь его кожу и ее ладонь разделяло лишь маленькое достижение новейшей технологии.
– Я положила его в лифчик, – сказала она. – Но у тебя его нет.
– Какая неожиданность, – ответил Ричер.
– Его нечем закрепить.
Джек почувствовал, как кожа под ее ладонью становится влажной от пота.
– А у вас в сумочке нет пластыря? – спросил он.
– Ты умный мальчик, – сказала Хемингуэй, засовывая свободную руку в сумочку, одновременно наклонив голову так, что ее лоб на мгновение коснулся его губ, словно быстрый поцелуй. Ее волосы поникли, от них пахло земляникой.
Она снова надела сумочку на плечо, держа в руке маленький шуршащий предмет. Пластырь, решил Ричер, в антибактериальной упаковке. Он взял ее и достал пластырь в пространстве между их лицами. Хемингуэй забрала его обратно и закрепила микрофон во впадине между буграми его мышц; несколько раз разгладила пластырь, вытащила руки из-под рубашки и привела ее в порядок.
Затем она положила ладонь ему на грудь, как это сделал Крозелли, и крепко прижала ее к влажному хлопку.
– Он его найдет.
– Не беспокойтесь, – сказал Ричер, – если Крозелли коснется меня, я изобью его до смерти.
Хемингуэй не ответила.
– Таков принцип морской пехоты, – сообщил ей Ричер.
* * *
Темнота совсем не помогала. Она лишь мешала. Ричер приготовился на противоположном тротуаре, как спринтер перед стартом, но не видел цели. Уточнять придется на бегу. Он начал движение, немного неловко – частично из-за темноты, частично из-за того, что был плохим бегуном, – и его длинные ноги ступали неуклюже. Через три шага он увидел ворота, через два – дверцу, еще через один – замок и нанес косой удар ногой, впечатав каблук так близко от круглого замка, как только мог, вложив в удар все свои сто килограммов, усиленные последним ускорением перед ударом ноги и быстро двигавшегося тела.
Этого оказалось достаточно. Дверца с треском распахнулась внутрь – Ричеру даже показалось, что она вовсе не оказала сопротивления, – и он влетел сквозь опустевший прямоугольник в такое темное пространство, что не сумел увидеть ничего. Джек ощущал булыжник под ногами, кислый запах мусора, а слева, справа и впереди поднимались вверх непроглядно черные стены.
Он двинулся вперед вдоль правой стены к дальнему углу двора, где нашел дверь. Закаленное стекло наверху, дверная панель, гладкая стальная ручка и замок, который на ощупь казался новее. Стекло, скорее всего, было укреплено проволокой, а замок врезан в дверь и косяк. Совсем другая история.
Ричер ждал – вдруг Крозелли спустится вниз и откроет ему дверь. Такой вариант был вполне возможен. Вероятно, он слышал, как выбили дверь во двор. Однако Крозелли не спустился. Ричер, тяжело дыша, подождал три минуты с широко открытыми глазами, пытаясь заставить их увидеть хоть что-нибудь. Но у него ничего не получалось. Он снова шагнул к двери и ощупал ее, чтобы оценить форму. Слабое место дверной панели должно находиться под стеклом. Скорее всего, крашеная фанера, толщиной чуть меньше половины дюйма, закрепленная специальными плинтусами. Ричер был в ботинках, купленных в лондонском аэропорту двумя посещениями ранее, – прочная британская обувь с рантом и носами твердыми, как сталь. Сегодня ночью они уже помогли ему пробить пару голов и сломать пару колен, и Ричер решил, что с фанерой не должно возникнуть проблем.
