– После чего?
– Уже довольно давно.
– После чего?
– Армия.
– Подразделение?
– Военная полиция.
Женщина вернула ему паспорт.
– Звание? – спросила она.
– А это имеет значение? – поинтересовался Ричер.
– Я имею право задавать вопросы.
Она смотрела куда-то ему за плечо.
– Я закончил службу в звании майора.
– Это хорошо или плохо?
– По большей части плохо. Будь я хорошим майором, меня заставили бы остаться.
Женщина из ФБР промолчала.
– А вы? – спросил Ричер.
– Что «я»?
– Звание?
– Руководящий специальный агент.
– Вы сегодня руководите?
– Да.
– Потрясающе.
– Откуда вы пришли? – спросила женщина.
– Из метро.
– Там было полицейское заграждение?
– Не помню.
– Вы его проигнорировали.
– Проверьте Первую поправку. Я уверен, что имею полное право ходить там, где захочу. Разве не это делает Америку великой страной?
– Вы мешаете.
– Чему?
Агент продолжала смотреть ему за плечо.
– Я не могу сказать, – ответила она.
– В таком случае вам следовало отдать приказ, чтобы поезд не останавливался на этой станции.
– Я не успела.
– По причине?
– Я не могу сказать.
Ричер промолчал.
– Почему вас интересует стеклянная часть этого здания?
– Я подумываю наняться мойщиком окон. Возможно, это поможет мне снова встать на ноги.
– Обман федерального агента считается преступлением.
– Миллионы людей каждый день смотрят в эти окна. Вы спрашивали у них почему?
– Я спрашиваю вас.
– Мне кажется, Эдвард Хоппер нарисовал здесь своих «Полуночников», – сказал Ричер.
– И что это такое?
– Картина. Очень известная. Взгляд через окно кафе поздно вечером на одиноких людей, сидящих внутри.
– Я никогда не слышала про кафе «Полуночники». Здесь такого нет.
– Полуночники – это люди. Кафе называлось «Филлис».
– Я вообще не слышала, чтобы здесь было какое-нибудь кафе.
– Скорее всего, нет.
– Вы же только что сказали обратное.
– Мне кажется, Хоппер увидел это здание и превратил его в кафе в своем воображении. Или, по крайней мере, в закусочную. Форма такая же, как на картине. Он смотрел на него как раз с того места, где мы с вами стоим.
– Кажется, я знаю эту картину… Там изображено три человека, верно?
– И еще бармен. Он слегка наклонился, что-то делает под прилавком. У него за спиной стоит два кофейника.
– Там нарисована пара, они сидят очень близко, но не касаются друг друга. И еще мужчина, один, спиной к нам. В шляпе.
– Все мужчины носят шляпы.
– У женщины рыжие волосы. И она очень грустная. Более наполненной одиночеством картины я в жизни не видела.
Ричер посмотрел сквозь стекло из реальной жизни и по-думал, что может легко представить внутри яркий флуоресцентный свет, заливающий людей, точно луч прожектора, безжалостно выставляя их на обозрение темных улиц за окном, но эти улицы пусты, и их никто не видит.
На картине и в реальной жизни.
– И во что я вляпался? – спросил Ричер.
– Вы должны стоять неподвижно на месте и не двигаться, пока я вам не разрешу.
– Или?
– Или отправитесь в тюрьму за вмешательство в операцию, касающуюся национальной безопасности.
– Или вас уволят за то, что на сцене, где проводится операция, появилось гражданское лицо.
– Она проводится не здесь, а в парке.
Женщина посмотрела по диагонали, через широкий перекресток, где встречались три главные улицы, и темные деревья за ними.
– Так во что же я вляпался? – повторил Ричер свой вопрос.
– Я не могу сказать.
– Уверен, что я еще и не такое слышал.
– Военная полиция, верно?
– Как ФБР, только с гораздо меньшим бюджетом.
– Наша цель находится в парке. Он сидит в полном одиночестве на скамейке и ждет связного, который не придет.
– И кто он?
– Плохиш.
– Из ваших?
Агент кивнула.
– Один из нас.
– Он вооружен?
– У него нет оружия и никогда не было.
– А почему связной не придет?
– Он погиб в автокатастрофе час назад. Водитель скрылся с места происшествия. Никто не успел разглядеть номера машины.
– Какая неожиданность…
– Он был русским. Государственному департаменту пришлось информировать о его смерти их консульство. По чистой случайности оказалось, что он там работал.
– Ваш парень сливал информацию русским? Неужели такое до сих пор случается?
– Причем все чаще. Информация становится все более важной. Кое-кто утверждает, что мы возвращаемся в восьмидесятые. Но они ошибаются. Мы возвращаемся в тридцатые.
– Значит, ваш парень не станет лучшим служащим месяца?
Женщина промолчала.
– И куда вы намерены его отвезти?
Она помолчала еще мгновение.
– Все это секретная информация.
– Все? Что именно? Он не может отправиться сразу в несколько разных мест.
Она ничего не ответила.
Теперь пришла очередь Ричера немного помолчать.
– Он направляется туда, куда вам нужно?
Агент молчала.
– Да или нет?
– Нет.
– Из-за высокого начальства?
– Как всегда.
– Вы замужем?
– А это-то тут при чем?
– Так замужем?
– Болтаюсь в пространстве.
– Значит, вы – та рыжеволосая девушка. А я – мужчина в шляпе, который сидит спиной к зрителям в полном одиночестве.
– Не поняла?
– Я собираюсь прогуляться. В соответствии с Первой поправкой. А вы останетесь здесь. В качестве умного тактического хода.
И, прежде чем она успела ему возразить, Ричер развернулся и зашагал прочь. Обогнув застекленный выступ здания, он прошел по диагонали через сложный перекресток, быстро, не замедляя шага у обочин и нарисованных на дороге линий, не обращая внимания на знаки: Проход запрещен. И наконец оказался у юго-западных ворот, ведущих в парк. Впереди он увидел высохший фонтан и закрытый на ночь киоск, где продавали бургеры. Влево уходила центральная аллея, следовавшая какому-то диковинному плану, в результате которого получались огромные овалы, похожие на беговые дорожки.
