– Это потому, что ты ее знаешь.
– Это потому, что я просто не могу представить ее убийцей.
Майло опять покрутил головой.
– Может, ты прав, а может, и нет. Но, как бы там ни было, тебе нет смысла ввязываться в это дело, потому что я все равно буду считать главными подозреваемыми их двоих, а ты – лицо заинтересованное и ни о том, ни о другой не можешь говорить свободно.
– Я могу говорить с тобой о Шери. Она же не пациентка.
– А кто она тогда?
– Просто фигурировала в отчете. Дела об опеке над детьми открыты для публики.
– Если у тебя есть что-нибудь на нее, расскажи мне.
– Конечно.
– Она убедила тебя в своей праведности?
– Я взялся за ее дело, не имея никакого представления о ее личности, однако это была тяжба об опеке, а в таких случаях обе тяжущихся стороны должны иметь какие-то права. Мать девочки – Шери, а Конни пыталась использовать судебную систему для того, чтобы отнять у нее ребенка.
– Звучит как узаконенная кража.
– Если бы все пошло по ее, то так оно и было бы.
– Что и возвращает меня прямо к Шери. А вдруг Конни сказала ей прямо, что война между ними еще не кончена? Чем тебе не мотив?
– Ладно, проверь и ее, – согласился я. – Но взглянуть на работников лаборатории Конни мы все равно могли бы?
– Снова это «мы»…
– Я куплю тебе ланч.
– Не хочу.
Я засмеялся.
– Терпеть не могу, когда ты так думаешь, – сказал Майло.
– Как я думаю?
– Будто мной управляет моя пищеварительная система.
– Боже упаси, – сказал я. – Хочешь, я поведу? Как насчет хорошего стейка на косточке, а?
Глава 19
«Кон-Био медикал тестинг» помещалась внутри серого куба на бульваре Лорел-Кэньон, между Бербэнком и Магнолией.
От парковки перед рестораном Рубина Рохо туда было рукой подать. Конни была рациональна во всем. Я представил себе страничку из ее ежедневника.
1. Анализ образцов.
2. Заполнить счета-фактуры.
3. Провести небольшие переговоры по поводу нападения на ублюдка.
От таких мыслей у меня даже челюсть заныла. Но я вспомнил ее мертвое тело, и мне сразу стало легче.
Перед Майло я притворялся объективным, хотя на самом деле пройдет еще немало времени, прежде чем я смогу думать об этой истории спокойно. Ключ к успеху – конструктивное отрицание: необходимо убедить себя в том, что Конни – просто еще одна жертва, задачка, которую надо решить.
Заезжая на парковку перед лабораторией, я заметил, что Майло внимательно смотрит на меня. Когда я повернулся к нему, он сделал вид, будто проверяет какие-то записи у себя в блокноте, и вышел из машины.
Десять парковочных мест. Одно, именное, с надписью: «Только для автомобиля доктора Сайкс. Нарушившие правило машины будут отправлены на штрафстоянку за счет их владельцев» – было не занято. Лаборатория занимала изрядный кусок земли, которая в Вэлли стоила дорого. Пока мы ехали, Майло успел позвонить оценщику и выяснил, что Конни купила его шесть лет назад за семизначную сумму.
Это, да еще дом в Вествуде, да инвестиции, которыми она похвалялась, – все вместе это составляло приличное состояние. Как бы повернулась жизнь Рамблы, доведись ей вырасти среди этого вестсайдского изобилия? И что ждет ее с матерью?
Майло толкнул входную дверь лаборатории, и мы шагнули в комнату без окон – приемную. Четыре стула из черного твердого пластика стояли на сине-зеленом ковре, все покрыты формайкой. Угловой столик был завален потрепанными журналами. Под потолком подмигивала лампа, распространяя холодный, тусклый свет.
Сразу напротив двери было раздвижное окно из толстого рифленого стекла. Справа – другая дверь, без ручки, вся заклеенная инструкциями, отпечатанными крупным прямоугольным шрифтом.
Каждый прибывший должен был постучать один раз и ждать вызова.
Требование предварительной оплаты тестирования могло быть отнесено на счет «политики благоразумия, которой придерживается лаборатория Кон-Био».
Не курить, не есть, не пить, громко не разговаривать.
Здание вместе с прилегающей к нему территорией получило сертификацию Калифорнийского отделения Ассоциации здравоохранения и ряда других аналогичных надзорных органов как подходящее для ведения медицинской деятельности.
Жаль, что не бывает сертификатов на доброжелательность.
Майло сделал попытку раздвинуть окно. Оно не поддалось. Натиск на дверь оказался столь же безуспешным.
Все четыре стула были заняты, и наше появление заставило пошевелиться четверку «прибывших». Ближе всех ко мне сидел черный мужчина лет семидесяти с таким коротким торсом, что его грудные мышцы располагались прямо над брючным ремнем. Рядом с ним сидел корпулентный белый мужчина с кудрявыми рыжими волосами, в оранжевой майке в пятнах и засаленных коричневых шортах, оставлявших на виду пухлые розовые конечности с корками засохших болячек. Мускулистый молодой чернокожий в тренировочном костюме старался держаться от обоих как можно дальше, что в условиях тесной приемной было довольно затруднительно. Зажатая в угол, сидела, подняв ноги на стул, маленькая, тощенькая белокожая девушка с подернутыми желтизной глазами и таким количеством пирсинга на лице, что у любого мало-мальски сострадательного человека один взгляд на нее вызвал бы спазмы.
Майло дважды стукнул в стекло.
Когда ему опять никто не ответил, он костяшками пальцев выдал еще одну громкую дробь.
Черный старик сказал:
– Тут этого не любят.
Ответа с той стороны не последовало, но я услышал за стеклом какое-то движение.
Майло постучал опять, громко. Его рука была в нескольких дюймах от стекла, когда оно раздвинулось. Брюнетка в белом форменном халате, с лицом, круглым, как пудинг, рявкнула:
– Вы что, читать не…
При виде полицейского жетона Майло она сменила гнев на вымученную любезность.
– Чем могу помочь, офицер?
– Разговором.
– Сэр, мы очень заняты…
– Мы тоже.
– Сэр, я должна получить разрешение…
– У вашей начальницы? К несчастью, ее здесь нет. – Майло наклонился к ней и снизил голос почти до шепота. Четверка позади нас вытянула шеи. – А откуда я это знаю?
Женщина с лицом, как пудинг, вытаращила на него глаза.
Лейтенант подался еще немного вперед, четверка за его спиной сделала то же самое. Он прошептал:
– Вообще-то, мы здесь как раз из-за нее.
– Доктор Конни? Я не…
