– Да нет, удивило. Чрезвычайно удивило. Но я не вижу, чем могу вам помочь. Мы с Конни не поддерживали близких отношений. Я уже давно не встречался с ней, не говорил…
– Насколько давно?
– Лет двадцать, по меньшей мере.
– Двадцать лет.
– И ни одной рождественской открытки, – сказал Коннор Сайкс. – Ни от меня к ней, ни от нее ко мне. В нашей семье никогда не обращали внимания на формальности.
– А Шери?
– Шери я видел относительно недавно.
– Насколько недавно?
– Хммм… около… десяти лет назад. Она зашла ко мне и попросила денег.
– И вы дали?
Коннор Сайкс пожал плечами:
– Я обладал достаточным их количеством, она – нет. Она моя сестра.
– Для чего ей были нужны деньги?
– Я не спрашивал.
– А она просто зашла.
– Да, ко мне домой, – сказал Коннор Сайкс. – В восемь утра. Марико, я и мальчики завтракали. Пригласили и ее. Вид у нее был затасканный. Как будто она долго и трудно добиралась до нас.
– Она была одна?
– Да. Попросила пару тысяч, на время. Я дал пять. Шери обняла меня, поцеловала, сказала, что будет на связи. Конечно, обещания своего она не выполнила.
– Конечно, – сказал я. – А вы и не ждали.
Коннор Сайкс посмотрел мимо меня.
– Ри никогда не отличалась надежностью.
– Она свободная душа.
– Всегда такой была.
– Вы трое совсем не похожи друг на друга, – сказал я.
– То же говорит и Марико. Она шутит, что нас как будто родили наугад. Раньше я никогда об этом не думал, но теперь, когда сам стал отцом, я понимаю, что она имеет в виду. У моих мальчиков есть немало общего – конечно, каждый из них индивидуален, и все же в них чувствуется что-то, говорящее об их кровном родстве.
– Что в вашем с сестрами случае совсем не так, – сказал я.
– Да. Значит, следующий вопрос – что это была за семья, в которой мы выросли? – Он пожал плечами. – Я, правда, не понимаю, чем это поможет вам расследовать смерть Конни, но с удовольствием расскажу вам все, что вы захотите узнать.
– Расскажите нам о своем детстве с Конни и Ри.
Коннор трижды моргнул и бросил на меня беспомощный взгляд.
– Это такой обширный вопрос, что я просто не знаю, с чего начать.
– Начните с родителей.
Он улыбнулся. Задание приобрело четкость, и он успокоился.
– Чарльз и Коринн Сайкс познакомились в школе, в Канзас-Сити. Там мы и родились – Конни и я. Правда, я ничего оттуда не помню, потому что мы переехали в Калифорнию, когда я был совсем маленьким. На Лонг-Бич. Там родилась Ри.
– Почему вы переехали?
– Мать страдала от астмы, часто простужалась, кашляла, и доктора говорили ей, что теплый, сухой климат может помочь. К несчастью, этого не случилось – она страдала всю жизнь и умерла в возрасте шестидесяти лет от пульмонологических проблем. Полагаю, что ее привычка курить и выпивать лишнее тоже не способствовала здоровью.
Коннор склонил голову набок, как спаниель, ищущий одобрения хозяина.
– Странно, правда? То, что она пила и курила, хотя ее дыхательная система явно была не в порядке. – Он положил руки на колени и помолчал. – Люди непредсказуемы… Вам это нужно? Я все-таки не понимаю, что вы хотите узнать.
– Расскажите нам о каких-то особенных чертах поведения ваших родителей, – попросил я.
– Особенных чертах, – повторил он за мной без всякого выражения. – Полагаю, что отца можно было назвать дамским угодником. Хочу ли я сказать, что у него были связи вне брака? Да, именно это я и хочу сказать. Но это не значит, что он обижал мать или кого-то из нас. Хотя, наверное, сам факт супружеской неверности уже может рассматриваться как… неподобающее поведение.
– Скажите, а он тоже пил? – спросил я.
– Да.
– И как на него действовал алкоголь?
– Как действовал? Ну… обычно он становился ворчливым. Иногда кричал.
– А ваша мать?
– Мать… – Сайкс сказал это таким тоном, будто сама идея о том, что у него была мать, его озадачивала. – Что я могу сказать о матери… она работала секретарем, с людьми ладила прекрасно, но на самом деле их не любила. Я это знаю, потому что она сама всегда так говорила. Люди в ее глазах были в основном глупы. Так что если у меня и есть синдром Аспергера в каком-то его проявлении, то это от нее.
– А как она реагировала на выпивку?
– Ложилась и засыпала.
– Одиночка?
– Не в том смысле, чтобы она была застенчивой или любила одиночество, – сказал Сайкс. – Она была человеком самоуверенным. Просто предпочитала быть сама по себе. Но я никогда не чувствовал себя заброшенным. Напротив, оглядываясь теперь на свое детство, я нахожу его довольно-таки приятным.
Он посмотрел на меня: руки на столе, плечи расслаблены.
– Разделяют мои сестры мою точку зрения или нет, я не знаю.
Три отпрыска, три истории. И полное отсутствие общения…
– Вы никогда не обсуждали ваше детство с сестрами? – спросил я.
– Наша семья была больше ориентирована на дела, чем на слова.
– Судя по тому, что нам говорили, Конни была не особенно общительным человеком.
– Хммм… Полагаю, это верно – и вообще, раз уж вы об этом упомянули, то да, между Конни и матерью было кое-что общее. – Он постучал себя по губам кончиком пальца. – Да, определенно. Если кто из нас и походил на мать, так это именно Конни. Я никогда раньше об этом не задумывался.
– А Ри?
– Ри? – переспросил Коннор. – Нет, у них с матерью ничего общего не было.
– Она любила людей?
– Хмм… ну, да, Ри всегда была очень открытым человеком. У нее всегда было много друзей. Так что в этом отношении она пошла скорее в отца. Тот мог быть душой компании, когда хотел.
– А как ладили ваши сестры?
– Они мало об… – Он умолк. Его правая ладонь начала сжиматься в кулак, но потом передумала и расправилась. – К чему такие вопросы – вы ведь не думаете, что Ри имела отношение к… Нет, это просто невозможно. – Его взгляд метнулся к Майло, потом снова ко мне и опять к Майло. – Невозможно?
– Ри мы ни в чем не подозреваем, но из-за конфликта между ней и Конни… – произнес тот.
– Какого конфликта?
– Судебного разбирательства.
Коннор Сайкс моргнул.
– Я понятия не имею, о чем вы, лейтенант.
Майло вкратце изложил ему суть дела. С каждой новой фразой человек, сидевший через стол от него, съеживался все больше, как шар, из которого толчками выходит воздух.
