– Жирный няшка в черной рубашке, – сказал Майло и шагнул внутрь.
* * *
Обеденная зала оказалась просторной и сумеречной, заставленной синими стульями, кабинами и столами из того же поливинила, что и входная дверь. Расплывчатые репродукции афиш корриды покрывали стены плотно, точно обои. Оркестр марьячос, неестественно рьяно налегая на тромбоны, составлял звуковое оформление заведения.
Однако пахло при этом на удивление приятно: фасолью, кукурузой, физалисом, аппетитно шкворчащей на сковородке говяжьей поджаркой.
Главная кабина стояла свободная. В книге предварительной записи клиентов не было ни строчки. Пока наши глаза привыкали к полумраку, откуда-то вынырнула официантка в мексиканском платье, спадающем с одного плеча.
– Señors? Vaya con dios!
[27]
Возрастная такая дамочка, лет шестидесяти с хвостиком, с лицом, наводящим на мысли скорее о Генте, чем о Гвадалахаре.
Майло улыбнулся официантке, хотя его взгляд был устремлен мимо нее. На всю большую залу было всего три группы обедающих, и все сидели в кабинах вдоль западной стены помещения. Типы, похожие на менеджеров среднего звена, потягивали «Дос эквис» или «Маргариту»; пара пожилых супругов, игнорируя друг друга, уплетали еду со своих тарелок; и другая пара, намного моложе первой, наоборот, игнорировала еду, слишком занятая друг другом. Он был светловолосый, в черной рубашке с серым галстуком, его дама – темноволосой и миниатюрной, в белом платье-безрукавке.
Майло сказал официантке:
– Наши друзья вон там.
– О’кей, muy bueno
[28]. Сейчас принесу меню, пока вы просматриваете, хотите «Маргариту», у нас сегодня специальное предложение – мороженая клубника со свежей.
Он прочитал на ярлычке, приколотом к платью, ее имя.
– Все это очень соблазнительно, Лоуэла, но мы здесь так долго не останемся.
– Ничего не хотите?
– Не сейчас.
Мы направились к Баллистеру и его подружке. Она сидела к нам спиной. Лицо Баллистера мы видели, зато он был так занят своей визави, что даже не заметил нас, пока мы не подошли совсем близко. Волосы у него были прямые, воскового цвета, чуть длинноватые и почти совсем белые на кончиках. В общем, как у серфера, хотя неизвестно, ступал ли он хотя бы раз на доску для серфинга.
У него были широкие плечи, удлиненное лицо и крупные руки. И никаких признаков лишнего веса.
Он и темноволосая женщина продолжали сидеть, сомкнув пальцы. Баллистер улыбался во весь рот.
Майло шагнул вперед и объявил:
– Жаль, но придется мне помешать вам, детки, – без всяких, впрочем, признаков искреннего раскаяния.
Светлые глаза Майрона широко раскрылись. Даже с такого близкого расстояния он продолжал производить впечатление человека стройного; единственным намеком на излишек подкожных жировых отложений был разве что назревающий второй подбородок.
– Прошу прощения? – переспросил он. Голос мальчишеский. Гладкое чело, не смятое рукой заботы.
– Майрон Баллистер? – спросил Майло.
– Д-да…
Женщина в белом повернулась и, увидев меня, воскликнула:
– Вы? Какого черта?
– Детка? – удивился Баллистер. – Ты знаешь этих…
Медея Райт выдернула из его ладони свои миниатюрные, наманикюренные, покрытые кольцами пальчики. Другая ее рука уже сложилась в кулачок.
Я представил их с Майло друг другу, попутно пояснив роль Медеи Райт в деле сестер Сайкс.
– Так это у вас здесь что, совещание адвокатов? – спросил Майло.
Скорее уж следствие конвенции в Палм-Спрингс. Продолжение процесса обучения, так сказать.
Райт скорчила гримасу.
– Я требую объяснений…
– В деле вы представляли разные стороны, а теперь, значит, стали единым целым? – поинтересовался лейтенант. – И что же случилось раньше, любовь или работа?
Даже безукоризненный макияж Медеи Райт не смог скрыть краску, хлынувшую ей на щеки.
– А вам какое дело? И вообще, кто вы такие, черт вас возьми?
Майло протянул ей удостоверение.
– Отдел по расследованию убийств? Что, черт подери, происходит?
– А вы не знаете…
Она расправила плечи и вытянулась, желая казаться выше, но генетика лишила этот жест половины задуманного драматизма.
– Если б я знала, разве спрашивала бы вас?
– Дорогая, это как-то странно… – произнес Майрон Баллистер.
Она протянула к нему руку ладонью вперед.
– Не говори ни слова. Кто знает, что у них на уме.
– У меня на уме только одно, мисс Райт, – сказал Майло, – расследование убийства. А вас не интересует, кто его жертва?
– Какая разница, – ответила Райт, – вы мне и так и так скажете. «Мне» – Баллистер уже отошел на второй план как неважная мелочь.
– О нет, – сказал он. – Кого-то убили?
Не глядя на него, Райт сказала:
– Да, обычно под «убийством» понимают именно это.
Лицо Баллистера продолжало выражать искреннее изумление. И никакой обиды. Наверное, он сразу решил для себя, что не играет с ней в одной лиге.
Медея Райт кивнула Майло:
– О’кей, выкладывайте.
Когда она отвела глаза, он ответил:
– Ваша клиентка, Констанция Сайкс.
– Что?! – взвизгнула она. Ее вопль распорол в ресторане воздух, как треск рвущегося парашютного шелка. Менеджеры в дальнем конце зала разом поставили стаканы и уставились в нашу сторону. Даже пожилые муж и жена перестали набивать желудки.
К нам уже спешила Лоуэла.
– Всё в порядке?
Медея Райт жестом отослала ее обратно.
– Мы дискутируем.
– Что ж, это видно, – заметила Лоуэла и пошла прочь.
– Расскажите подробно, что случилось, – попросила Райт.
– Пару дней назад, вечером, кто-то убил доктора Сайкс, – ответил Майло.
– Это же безумие. – Райт выхватила из пемзовой миски ломтик кукурузной лепешки и стала его грызть, двигая зубками быстро-быстро, словно накачанный метамфетамином кролик. Расправившись с одним ломтиком, она таким же образом истребила еще два.
Баллистер взирал на нее с благоговением. Потом повернулся к нам:
– То есть вы хотите сказать…
Райт перебила его:
– Но это же безумие, чистое безумие.
