Его лицо напоминало ацтекскую резьбу по камню.
– Мы провели типа собрание. Оказалось, что до дела остался всего один день, они уже готовились поделить деньги.
Мои легкие вдруг стали сырыми и вязкими. Я выдохнул. Выдох отозвался болью в груди.
Эфрен продолжал:
– Я сказал Рамону, что он крупно облажался, придется теперь платить. И поставил его на счетчик.
Я улыбнулся.
– Надеюсь, он усвоил урок.
Касагранде сделал короткий глоток кофе, облизал верхнюю губу.
– Не могу перестать об этом думать. Знаешь, как бывает: мысль застрянет в башке, крутишь ее и так и этак, а она все не уходит, падла. Понимаешь?
– Мозги точит, так еще говорят, – сказал я.
– Точит… да, наверно… раньше у меня так с гребаным Ди было. Думал о нем все время. Пока меня не послали сюда. И ты объяснил мне, что я не придурок какой-нибудь и могу сам контролировать свои мысли.
Он постукал себя пальцем по виску.
– Ты помог мне разобраться с этой парашей. Так что про гребаный Ди я больше не думаю, зато теперь в башке у меня сидит гребаный Рамон. Я хочу спросить, док, если б худшее все-таки случилось, то эта мысль, что, так и сидела бы у меня в башке до конца дней?
«И черви пожирали бы меня».
– Думаю, да.
– Ну, Рамон, падла… – Эфрен прищелкнул языком. – Теперь ты у меня счетчиком не отделаешься, я тебе кое-что посерьезнее припасу.
Он откинулся на спинку кушетки, положил ногу на ногу, свободной рукой изобразил пистолет.
– Это плохая идея, Эфрен.
– Для тебя, может, и плохая, док. А для меня – нет. – Той же рукой он изобразил, как нажимает на спуск. Один, два, три раза. – И никто больше не точит мозги.
Я покачал головой.
– Забудь об этом.
– Не могу, док, – повторил он. – Это было так близко.
– Мы это уладим, Эфрен.
– Чем, пилюлями? Я их и так без конца глотаю.
– Не пилюлями. Ментальными тренировками.
Это прозвучало смешно и легковесно. Касагранде хихикнул.
– То есть ты будешь учить меня не разбираться со своими проблемами? Типа, тренировки? Типа, тут у тебя такой спортзал для мозгов?
– Я могу помочь тебе перестать думать об этом.
– А может, я не хочу переставать, док. Может, я хочу закруглить это дело.
– Может быть. Но лучше не надо, – сказал я.
– Бл… Но почему, док?
– Прежде всего потому, что это неправильно.
Он вытаращил на меня глаза.
– Ты серьезно? Этот козел хотел тебя убить, а ты, значит, его выгораживаешь?
– Он для меня ничто, Эфрен. Если б он напал на меня сейчас, я сделал бы все, что могу, чтобы его прикончить.
– Чем, книжкой бы прихлопнул?
Много лет назад мне довелось убить человека, который пытался убить меня. Уж не знаю, что такое вползло при этом воспоминании в мой голос, но когда я сказал: «Не волнуйся, я тоже могу позаботиться о деле», – Эфрен посмотрел на меня так, словно видел впервые.
– Так в чем проблема, док? Тупого козла надо…
– Мне пришлось бы донести на тебя в полицию.
Его рот сжался в узкую полоску. Веки опустились.
– Ты бы меня сдал? Какого хрена?
– Таков закон.
– Ты же твердил мне, что все, что я говорю тебе здесь, тайна…
– Тайна – всё, но есть одно исключение. Называется «предупреждение Тарасова». Если пациент сообщает мне, что намерен причинить кому-то вред, я должен сообщить об этом властям.
Он поставил обе ноги на пол.
– Хреново.
– Таков закон.
– Зако-он, – передразнил он меня. – Рамон вон срать хотел на закон, когда готовился тебя грохнуть.
– Я знаю, это звучит…
Он вскочил, подошел к двери, обернулся.
– Дерьмово это звучит, док. Сначала ты говоришь мне, что у меня точильщик в башке, потом оказывается, что ты не говорил мне всей правды…
– Эфрен…
– Упражнения! Ты что, думал, я сюда за упражнениями хожу, док?
– Тогда зачем?
Он замер.
– Эфрен…
– Сам мне скажи, зачем я сюда ходил. Ты же у нас умный.
Я покачал головой.
– Ну, тогда и я не знаю.
Касагранде выскочил из офиса. Уронил что-то на пол и не поднял. Я вышел за ним. Он уходил от меня, не поворачиваясь, только взмахнул рукой и прибавил шагу.
– Эф…
– Все нормально, док. Спасибо за ваше время. – И он сорвался на бег. Когда я спустился по лестнице, он уже сидел в «Лендровере» и выворачивал руль, чтобы выехать с площадки.
Я вернулся в дом и поднял то, что он обронил.
Простой белый конверт. Внутри хрусткие двадцатки. Я пересчитал их. Ровно столько, сколько я брал за сеанс в те времена, когда он ходил ко мне мальчишкой, у которого были проблемы со стилем жизни.
Глава 29
Подождав час, я позвонил Эфрену и оставил на автоответчике сообщение, на которое, я знал, он не ответит.
«Типа, тренировка? Спортзал, типа, для мозгов?»
Юридически, этически – да просто чисто технически – я правильно сделал, что постарался направить его прочь от мыслей о мести. Однако это не мешало мне чувствовать себя погано.
Будь наш мир проще, я бы сам пошел и убил этого Рамона Гусмана, своими руками. А заодно еще и тех двух несостоявшихся стрелков, которые боролись за привилегию прикончить меня подешевле.
Такая судьба постигла и Конни Сайкс, которая заварила всю эту кашу. И если бы о ней «позаботилась» Ри, я бы только приветствовал ее действия и не стал бы участвовать в ее поисках.
А вот с Эфреном я поступил по-другому – взял и испортил наши отношения, возможно, безвозвратно. В джунглях, где обитает он, любой нюанс – это уже ошибка.
Я сидел и размышлял о том, что теперь делать, когда мне позвонили из телефонной службы с сообщением от судьи Нэнси Маэстро. Не подъеду ли я в ближайшее время в город, «поболтать»?
Я перезвонил ей в кабинет. Женщина – помощник шерифа ответила:
– Она на заседании, сэр.
– Освободится в четыре тридцать, как обычно?
– Назовите, пожалуйста, еще раз ваше имя, сэр.
Я удовлетворил ее просьбу.
– Она на Коммонвелф, сэр, попробуйте обратиться туда.
В здании суда на пересечении Шестой и Коммонвелф идут обычно крупные корпоративные тяжбы. Неужели Нэнси уже получила свой вожделенный перевод на беловоротничковые процессы? Первый служащий, до которого я дозвонился, понятия не имел, кто такая судья Маэстро, и передавал меня по цепочке до тех пор, пока я не услышал наконец знакомый голос:
