Не говорить же ему, что я был напуган. Да, я так рвался на фронт, представляя его таким же, каким встретил несколько лет назад, несмотря на все предостережения и новости из газет. Мне почему-то казалось, что это все далеко и меня не коснется. Действительность оказалась суровее. Прежде чем попасть на этот дирижабль, я проделал долгий путь на пароходе вниз по реке и еще два дня ехал на повозке. Пять долгих дней без нормальной еды, возможности умыться и побриться. Моя первоначальная идея с попаданием на передовую уже не казалась мне хорошей мыслью, но назад этот «поезд» было не развернуть. Я так успел надоесть всем в столице в ожидании всех подписей и согласований по моему переводу, что все имение вздохнуло спокойно, когда я, одетый в новенькую, только вчера пошитую офицерскую форму, со своими вещами сел в парокар, который повез меня к военному причалу.
После двух недель весьма бодрой переписки с сэром Артуром, который, конечно же, понял, как я смог так быстро все оформить и получить визы всех армейских служб и его интендантов, но сделать ничего не смог – он сам предложил пойти по официальному пути, так что на руках у меня была кипа бумаг, начиная от военного билета, предписания явиться в третий полк Южного фронта, аттестата довольствия и удостоверения боевого ремесленника и заканчивая документами на организацию и содержание лаборатории с ежемесячной отчетностью в тайную полицию. По этим документам выходило, что я был как бы сам по себе, хотя военные ремесленники номинально, но все же подчинялись командиру полка, я же был просто временно прикомандированным с широкими полномочиями. Представляю, какую головную боль я доставил своим появлением военным, которые, наверно, проклинали столичного выскочку – по одному из документов охрана лаборатории обеспечивалась из резерва полка и составляла не менее двух рот.
– Пройдемте, сэр, здесь, в низине, по нам стреляли. – Как сержант видел в кромешной тьме, когда лишь краешек луны виднелся на небе, я себе не представлял. Словно слепой котенок, я постоянно тыкался и врезался в его спину, чувствуя себя очень неловко в эти моменты.
– Эм-м-м, я не понял, мы разве не вдали от фронта? – удивился я его словам, ведь меня категорически не хотели отпускать на саму передовую, а лишь в тыловые части обеспечения.
– Далеко, конечно. – Он понизил голос: – До линии соприкосновения не меньше мили.
По моей спине пробежал холодный пот: «Мили? И он говорит, что это далеко?»
Поскольку сопровождающий на мой следующий вопрос прижал палец к своим губам, призывая соблюдать тишину, то пришлось замолчать и следовать за ним, стараясь при этом идти след в след по узкой тропе, запорошенной снегом.
Я потерял представление о времени, но доверился сопровождающим. Качающееся передо мной серое пятно спины сержанта, который уверенно вел нас в темноте, лишь иногда замирало. Он вслушивался в тишину вокруг и затем снова начинал движение. Моей главной задачей стало не врезаться в него во время таких остановок.
– Стой! – раздался негромкий окрик спереди и звук трения по металлу со щелчком.
– Вепрь идет влево, – тихо сказал сержант и свернул с тропы почему-то вправо. Я лишь бросил взгляд в сторону, откуда нас окликнули, но никого там не заметил.
Нас останавливали еще трижды, и каждый раз сержант говорил разные непонятные мне фразы, но часовые сразу же беспрепятственно пропускали нас дальше. Вскоре мы сошли с тропы и зашагали по дороге, которая вела к лесу. Чувствуя под ногами не рыхлый снег с замерзшими валунами почвы, а утоптанный грунт, я вздохнул свободнее, не боясь завалиться в любой момент из-за того, что оступлюсь или подверну ногу.
Дымки от труб, вьющиеся из утопленных в землю домов, я заметил только тогда, когда мы прошли чуть глубже в лес.
– Пришли, сэр. – Сержант обернулся ко мне и быстро перекрестился. – Милостью Господа не попав в неприятности.
– Куда меня поселят? – поинтересовался я, оглядываясь по сторонам. Только внимательно присмотревшись, можно было увидеть в окнах землянок тусклый свет, а по количеству светящихся окон можно было сделать вывод, что таких домов тут очень много и все они объединены в определенный комплекс строений.
– Вас хотел видеть командир. – Он махнул рукой вперед. – Так что у меня приказ сначала доставить вас к нему.
– Хо-ро-шо, тогда не будем заставлять его ждать. – В пусть редком, но лесу ветер был не таким пронизывающим, как на тропе. Но по дороге я так продрог, что дрожал всем телом, зубы при этом выстукивали дробь, а все, что хотелось, – это попасть в тепло.
В нужную землянку нас пустили сразу, едва двое часовых увидели сержанта. Правда, внутрь зашли только мы двое, оставив всех остальных перед дверью. Резкий контраст температур от попадания с холода в жарко натопленный дом заставил меня сначала покрыться липким потом, а потом блаженно расслабиться.
– А-а-а, мистер Соржест, вернулись? Наш гость прибыл? – раздался голос внутри комнаты, когда сержант открыл дверь из прихожей и шагнул вперед.
– Да, сэр, в целости и сохранности.
– Хорошо, мы с ним тогда поговорим, а ты устрой его вещи и своих парней в третьем доме.
– Слушаюсь! – Сержант кивнул мне и отправился наружу, запустив внутрь холодный ветер.
Я неизвестно отчего взволновался и постарался взять себя в руки, но почти моментально попал под перекрестный «обстрел» двух пар глаз. Один из находящихся в комнате, с тремя золотистыми ромбами и короной на погонах, явно был старший, второй – в звании полковника – поставил свою кружку на стол и покачал головой при виде меня.
– Добрый вечер, джентльмены. – Поскольку пауза затянулась, а они не торопились представляться, я взял разговор в свои руки: – Позвольте представиться – сэр Рэджинальд ван Дир.
– Добрый вечер, – ответил полковник и показал рукой сначала на себя, затем на своего молчавшего компаньона: – Сэр Роберт дер Гастус, сэр Антуан ван Дир.
– Ван Дир? – удивился я, присматриваясь к старшему по званию. Молчавший мужчина был худощав, можно даже сказать, был высохшим, как щепка, с огромными темными кругами под глазами и широкими бакенбардами, но взгляд его был острым и цепким.
– Этот выскочка Грюнальд еще не лишился своего поста? – Он впервые подал голос, который был ему под стать – такой же сухой и безэмоциональный, как и его внешний вид.
– Я же тебе рассказывал, Антуан. – Сэр Роберт дер Гастус представлял его полную противоположность: был тучен, румян, а голос его был мягок и тягуч. – Две недели назад была почта, если бы что-то поменялось, мне бы обязательно об этом сообщили.
– Мы знакомы, сэр? – решил я вклиниться в их разговор, так как его фамилия заинтересовала меня.
– Похоже, что такое субординация, тебя вообще не учили, да, парень? – с насмешкой отметил человек в звании бригадира.
Я смутился, но, быстро вспомнив, кем являюсь, поднял голову и дерзко посмотрел говорившему в глаза:
– Капитаном я стал всего две недели назад, сэр! – сказал я, выделив интонацией последнее слово.
