– Наверное, планирует что-то серьезное. И, думаю, она близка к цели, – прошептал Вик, как будто Морокунья могла нас подслушать, чем только больше взбесил меня.
– А как она с тобой связалась? Подкараулила, когда ты толкал наркоту? Надавала тебе кучу обещаний, которые не собирается выполнить, и ты сам это знаешь. И вообще, как ты вернулся? Почему она тебя отпустила?
– Морокунья не просит. Она говорит. Так теперь обстоят дела: она говорит, что делать, и люди делают.
Я представила Морокунью на одном холме, а Вика – на другом, общающихся с помощью знаков или флажков.
– Так кто с кем связался, Вик? Ты с ней или она с тобой?
Он что-то пробормотал, поднялся, ухватился руками за спинку стула и раза два стукнул его ножками по полу.
– Он говорит, что связался сам, – доложил с потолка Борн.
– Не вмешивайся, Борн! – заорали мы дуэтом.
– Но ты же сама сказала, что не расслышала. Я подумал, что тебе интересно узнать.
– Слушай, иди в мою квартиру. Я приду проверить, все ли с тобой в порядке, прежде чем ты заснешь.
– Хорошо, Рахиль. Я пойду в твою квартиру.
Его голос прозвучал понуро, а может быть, это было только мое воображение. Борн медленно сполз со стены, принял свое обычное вертикальное положение, восстановил глаза и покинул нас. Я сделала вид, что не замечаю тянущегося за ним шлейфа, отдающего пауками. Как точно так же пыталась игнорировать то обстоятельство, что откровения Вика вышли для меня на первый план, сделавшись важнее ран Борна.
– Я просто хочу, чтобы все оставили меня в покое, – сказал Вик. – Больше мне ничего не нужно.
Знакомая песня. Я никогда не спрашивала, почему он хочет, чтобы его оставили в покое. Это же Вик, думала я. Вику нравится одиночество.
– Это станет нашим концом, Вик. Как ты можешь ей доверять?
– А как я могу доверять тебе? Ты притащила сюда Борна. И не хочешь от него избавиться. Последыши звереют с каждым днем. Все вокруг звереют с каждым днем. У нас с тобой нет выбора.
– Ты же знаешь, что случится с Борном, когда она наложит на него лапу.
Вик пожал плечами, как бы говоря, что это не его проблема. Вероятно, он надеялся, что, когда Борн сделается не моей заботой, я приду в чувство и мы вновь станем «нами», тогда как Борн превратится в одного из «тех».
– И это еще не самое плохое, Вик, сам понимаешь.
– Что ты имеешь в виду? – он озадаченно посмотрел на меня.
– Дикие дети, которых я видела этим вечером, точь-в-точь такие же, как те, что напали на меня в Балконных Утесах.
– В городе полно всякого отребья. Просто навалом.
– Эти выглядели как отряд, было похоже, что они выполняют чье-то задание. Тебе известно чье? Вижу, что да.
Мне ужасно хотелось это ему сказать.
– По-моему, тебе нужно отдохнуть. Шла бы ты спать.
Он не взглянул на меня даже тогда, когда я встала прямо перед ним. Но это не имело значения. Упрямый факт заключался в том, что я знала Вика как облупленного, а Вик так же знал меня, и мы оба понимали, что я имела в виду. И это понимание было самым меньшим, что мы совместно понимали в тот момент. Но я продолжала наседать, поскольку слова нужно было произнести вслух.
– Той ночью сюда влезли люди Морокуньи и напали на меня. Это не было случайностью. Они напали, потому что таким образом Морокунья отправила тебе послание. Ты знал, но не сказал мне.
– Я не знал! – запротестовал Вик. – Я не мог знать, что она сделает это. Я сделал все, чтобы с тобой ничего не случилось. Взгляни мне в глаза и скажи, неужели ты думаешь, что я этого хотел? Да никогда в жизни.
– Вик, ты придерживал информацию. У тебя были проблемы с Морокуньей, а ты мне даже не намекнул.
К его чести, он не стал отрицать очевидное.
– А как бы ты поступила на моем месте? – перешел он в наступление, срываясь на крик. – Или хочешь сказать, что, предупреди я тебя, ты, возвращаясь домой той ночью, вела бы себя очень-очень осторожно, вместо того чтобы быть просто очень осторожной? Ничего подобного. Все бы закончилось тем же самым. Не важно, что я сделал, а что – нет, раз сумел удержать Балконные Утесы.
– Ты не доверился мне! – заорала я в ответ. – Не доверился, черт бы тебя побрал!
– Это все не имеет никакого отношения к доверию, – раздраженно и обиженно возразил Вик. – Совершенно никакого.
Слово «доверие» он произнес так, как если бы речь шла о проказе.
– Если бы я знала, это бы мне помогло. Ты обязан был быть откровеннее со мной, а не прятаться и секретничать. Неужели ты не видишь, что Морокунья вбила клин между нами? Что она хотела, чтобы ты начал защищать меня от ее поползновений? Хотела тем самым оторвать нас друг от друга?
– Это ты оторвалась от меня. Ты делаешь все, что тебе вздумается. Приперла сюда Борна и не желаешь от него избавиться. Вцепилась точно клещ. Ты сама это сделала. Сама!
– А ты не знал, что Морокунья пыталась завербовать меня еще три года назад? Не знал? Конечно, ты не знал. Я скрыла это от тебя, не желая, чтобы она получила над тобой еще большую власть.
– И чем же твой поступок отличается от моего? – уязвленно закричал он. – Я тоже своим молчанием пытался тебя защитить. Нет никакой разницы! Никакой! И вообще, мне плевать!
Так мы кричали друг на друга, обвиняли друг друга и никак не могли остановиться.
– Разница в том, Вик, что ты много чего скрываешь. И самое главное, то, каким образом Морокунья обрела над тобой власть. Ты прячешь у себя в комнате разные секреты, считая, что мне о них ничего не известно.
Вик так и взвился, но быстро сообразил, что на самом деле никаких его тайн я знать не могу, только провоцирую, ведь он был очень осторожен.
– Нет у меня никаких секретов, – соврал он. – Никаких, о которых тебе нужно знать.
– Нет секретов, о которых мне нужно знать, – повторила я. – Сам-то не слышишь, как это глупо звучит? Ладно, может быть, к утру ты припомнишь парочку секретов, о которых мне знать все же стоит. Например, «рыбий проект». Или сломанный телескоп. Или металлическая коробка с биотехами. Не говоря уже о твоей семье. Может быть, к утру ты поймешь, как много мне нужно узнать о тебе, если мы и дальше собираемся жить вместе.
Вик схватил деревянный шест и, повернувшись ко мне спиной, принялся яростно мешать блевотину в своем бассейне.
– Тебе что, не нужно куда-то бежать? Скажешь, тебя никто не ждет? – обвиняюще спросил он, но в резком тоне прозвучала боль.
На этот раз он явно на меня обиделся.
С самого начала мы оказались заложниками этих отношений. Вик пытался защитить меня и всегда поступать правильно, что бы это ни значило… А мне наивно казалось, что у меня могут быть Вик и Борн одновременно. Я соблазнилась этой идеей. Мы оба сознавали, глядя на себя со стороны, что сожаление, чувство вины, все эти наши споры отвлекают нас от самого важного: от выживания.
