– Борн, ты понимаешь, что такое «яд»? Что значит быть «отравленным»?
– Да, Рахиль.
– А ты не знаешь, не попал ли яд, это загрязнение, в твое тело, когда последыши укусили тебя?
– Да, это произошло именно тогда. Я был готов к загрязнению от окружающей среды и все запечатал. Но я думал, что укус грозит только отмершими или утраченными клетками.
– Ты отравлен. Полагаю, клыками или когтями последышей, а может, и тем и другим сразу. Они были покрыты каким-то ядом.
Как оказалось, я была права. А заодно обнаружила еще одну опасность, которую требовалось учитывать при взаимодействии с внешним миром: последыши Морда были ядовитыми, как змеи. Яд помог последышам в драке с отрядом Морокуньи, ускорив гибель «доморощенных».
– Что я должен делать, Рахиль? Я в беде? Я умираю?
– Ничего ты не умираешь. Однако какое-то время будешь плохо себя чувствовать. Если ты похож на других животных, скоро эти ткани отомрут и останется шрам. Но тебе надо будет последить, чтобы инфекция не прогрессировала. Если эти места начнут меняться, сразу дай мне знать.
– Инфекция? Как меняться?
– Если начнется воспаление.
– Воспаление?
– Как бы тебе… Вот, видишь струп? – Я протянула руку, которую поцарапала, споткнувшись на лестнице в ночь нашего приключения на крыше. – Видишь, какое красное? Там есть гной.
– Гной. Струп. Гноооосссссструууууппп-ах!
Ну и пакостное же слово!
– Небольшое количество гноя не повредит, главное, чтобы его не стало слишком много. Если он начнет скапливаться, надо будет прочистить рану от инфекции. Короче, умереть ты не умрешь, но за ранами присматривай.
– Не слишком много гноя, – повторил Борн.
Около каждой раны выросли три тоненьких стебелька с глазками и приготовились «присматривать». По опыту я знала, что так он обычно шутит.
– Ну да, что-то в этом роде.
– Спасибо, Рахиль. Спасибо тебе большое.
– Не за что, Борн. Всегда к твоим услугам.
Я понимала, что теперь буду постоянно о нем беспокоиться. Волноваться о его безопасности. Потому что не смогу проконтролировать каждый его шаг. Впрочем, даже если бы и смогла, все равно никакой гарантии не было бы. Я буду беспокоиться из-за его наивности. Из-за пробелов в образовании. Вот почему я «забыла» забрать принесенные книги, посчитала, что ему все-таки много еще нужно узнать.
Перед самым моим уходом Борн сказал:
– Рахиль, я не могу остановиться.
– В смысле?
– Читать. Учиться. Меняться. Вот почему мне не нужны твои книги. Я учусь слишком многому и слишком быстро. Оно переполняет меня, но я не могу остановиться. Вот почему, когда ты говоришь, что мне надо учиться еще, я начинаю…
– Напрягаться?
– Да! Точно! Напрягаться. Это такое напряжение.
Морокунья тоже не могла остановиться, однажды начав свой путь. И я не могла остановиться. И Вик не мог. А теперь вот и Борн говорит, что не может.
– Это ничего, – сказала я, обрадованная тем, что вернула себе расположение Борна, и не особенно задумываясь над смыслом его слов. – Все будет хорошо. Я не стану заставлять тебя учиться. Только избавься от своих «астронавтов».
– Они роют нору, но никакой опасности нет, – ответил Борн.
– Кто роет?
– Последыши Морда. Я их слышу.
Я не слышала ничего. Никто не напал на Балконные Утесы ни в тот день, ни на следующий, ни неделю спустя. Только это вовсе не значило, что Борн их не слышал.
Как Морокунья еще больше все испортила
Возможно, я надеялась, что если проигнорирую ультиматум Морокуньи и буду избегать попыток Вика обсуждать ситуацию, то и ультиматум, и Морокунья просто исчезнут, пропадут, словно их никогда и не существовало в природе, а перед нами внезапно откроется светлый путь к сохранению Балконных Утесов и самих себя.
Но у Морокуньи были иные планы на сей счет.
Через десять дней после того, как я услышала об ультиматуме, Вик показал мне тайный ход, расположенный почти у самой вершины Балконных Утесов, куда надо было подниматься по шаткой железной винтовой лестнице, такой узкой и крутой, что без проблем пройти по ней мог разве что цирковой акробат. Поднявшись, вы попадали в крошечную, незаметную каморку, где можно было только стоять. Вентиляционные отверстия в потолке выходили на поверхность футах в двадцати над землей. Там, прямо под ногами, начинался подземный ход на запад.
Из него остро воняло плесенью и дождевыми червями, однако где-то далеко впереди пробивался тусклый свет. Нужно было как-то протиснуться по этому ходу, настолько тесному, что локти задевали стены, а одежда елозила по коже, заставляя потеть. Ход заканчивался на вершине крутого обрыва, смотревшего с западной границы на остатки города. Открывалась эдакая узкая треугольная панорама, которую нельзя было увидеть ни снизу, ни сверху.
Вик получил некую наводку от кого-то, отчаянно нуждавшегося в мемо-жуках. Я предполагала, что информация может оказаться ложной, а Вику просто захотелось отдохнуть от своего бассейна и проветриться, но пошла.
И вот, рассматривая виды в бинокль, я должна была сознаться, что все это – правда: бешено-золотой отблеск солнца на лопнувшем куполе обсерватории – цитадели Морокуньи на северо-востоке – почти ослеплял, но он не был больше единственным. Ниже, под этим искусственным мысом, и кое-где к югу виднелись блики поменьше, отмечая огневые позиции. Три дня назад их еще не было.
На юго-западе находилось здание Компании: белый одутловатый овал, огромное яйцо, породившее столько хаоса и ненависти и все же продолжающее разными способами нас питать, пусть нам и не всегда по вкусу было это питание.
Точно в центре панорамы на расчищенном перекрестке сидел Морд и вылизывал свой мех. Даже свалявшийся и замазанный кровью, мех этот тускло сиял на солнце, а вокруг виднелись плотные силуэты дозором рассевшихся последышей. Закончив чиститься, Морд вырвал из земли стройное деревце и, ухватив его за крону, принялся корнями чесать себе спину. Затем начал кататься в пыли, видимо пытаясь унять зуд. От рева и стонов затряслась земля. Кто знает, сколько при этом он раздавил скелетов, лежавших в той пыли?
Низина была никому не принадлежавшей землей: широкое пространство, заполненное зданиями, дворами, бывшими торговыми центрами, музеями, деловыми кварталами, редкими деревьями и кустарниками, на фоне которых ярко выделялись оранжево-зеленые жилы «мха Компании», покрывавшего камни. Издали этот район казался миражом возвращения цивилизации, торжества закона и культуры. А заодно напоминал, как много для этого следует сделать.
Мало какое здание теперь насчитывало более пяти этажей: Морд желал беспрепятственно просматривать окрестности, отправляясь на прогулку, и привел дома в соответствие с собственным строительным кодексом. Местами дома выглядели так, будто какой-то великан играл в шары на равнине, превратив все препятствия в груды щебня. Местами же они вроде как сохранились снаружи, однако внутри все равно были сильно повреждены.
