— Да, сэр, — понуро отвечает Драммонд.
— Вы донесете мои слова до сведения вашего
клиента?
— Постараюсь.
Киплер переводит дух. В зале заседаний
по-прежнему царит гробовая тишина.
— Я передумал, мистер Драммонд, — говорит
вдруг Киплер. — Пожалуй, я все-таки взгляну на ваше расписание. Если вы не
против, конечно.
Несколько минут назад Драммонд сам сделал это
предложение, и пойти на попятный ему теперь неловко. В руках его увесистый,
переплетенный в черную кожу томик, ежедневная хронология жизни крайне занятого
человека. В ежедневнике наверняка содержатся записи личного характера, и я
сомневаюсь, что Драммонд от чистого сердца предлагал Киплеру ознакомиться с
ним.
Как бы то ни было, он с горделивым видом несет
обтянутый кожей томик к судейской скамье, передает его чести и застывает в
ожидании. Киплер быстро перелистывает страницы, даже не пытаясь вникнуть в
записи. Он высматривает свободные дни. Драммонд терпеливо ждет посреди подиума.
— Я вижу, у вас ничего не назначено на неделю,
которая начинается 8 февраля, — говорит судья.
Драммонд приближается к судейской скамье и
разглядывает ежедневник, который держит перед ним в раскрытом виде Киплер.
Затем, ни слова не говоря, утвердительно кивает. Киплер передает ему
ежедневник, и Драммонд возвращается на место.
— Назначаю суд по этому делу на понедельник, 8
февраля, — возвещает его честь. Я судорожно сглатываю внезапно возникший в
горле комок и перевожу дух, пытаясь придать себе уверенный вид. Четыре месяца —
срок довольно большой и, по счастью, достаточно отдаленный, однако для
адвоката, который не участвовал даже в тяжбе по какому-нибудь пустяку вроде
наезда на пешехода, замаячившая перспектива весьма нешуточная и даже пугающая.
Я давно заучил наизусть все материалы дела. Я знаю назубок процедуру суда и
правила ведения перекрестного допроса. Я прочитал уйму книг о том, как
представлять суду документы, подбирать состав жюри присяжных и выигрывать
процессы, но я не имею ни малейшего понятия о том, что будет происходить в этом
зале 8 февраля.
Киплер разрешает нам удалиться, и я, поспешно
собрав бумаги, исчезаю. Выходя, замечаю, что многие адвокаты, дожидающиеся
своей очереди, провожают меня любопытными взглядами.
Что же это за молокосос?
* * *
Хотя Дек мне никогда в этом не признавался,
мне прекрасно известно, что он водит дружбу с парочкой довольно сомнительных частных
сыщиков, с которыми познакомился во время работы на Брюзера. Один из них, по
кличке Мясник, бывший полицейский, который разделяет пристрастие Дека к игорным
домам. Раз или два в неделю они с ним мотаются в Тунику, чтобы попытать счастья
в покер или блэк-джек.
Каким-то образом Мяснику удалось напасть на
след Бобби Отта, страхового агента, который оформил страховой полис Блейкам. А
отыскал он Отта в исправительной тюрьме округа Шелби, где агент отбывал
десятимесячный срок за подделку банковского чека. При ближайшем рассмотрении
оказалось, что Отт недавно развелся и вконец разорен.
Дек не скрывал недовольства — как он мог
упустить такую добычу? Куда ни копни, Отт был в неладах с законом. Такой
гонорар — коту под хвост!
* * *
После тщательного обыска, которому подвергается
сначала мой портфель, а затем и я сам, здоровенный охранник с толстенными
лапищами препоручает меня какому-то младшему тюремному надзирателю. Он проводит
меня в какую-то комнатенку, расположенную неподалеку от входа в главное здание.
Это почти квадратная каморка, в углах которой под самым потолком установлены
камеры наблюдения. Возведенная посередине перегородка отделяет заключенных от
посетителей. Разговаривать нам придется через экран, что меня вполне
устраивает. Хочется только, чтобы свидание закончилось как можно скорее. Минут
пять спустя через противоположную дверь вводят Отта. Это коротко подстриженный,
довольно тщедушный человечек лет сорока, в очках с металлической оправой,
облаченный в тюремный комбинезон темно-синего цвета. Он усаживается за
перегородкой напротив и внимательно разглядывает меня. Охранник уходит, и мы
остаемся одни.
Я просовываю через отверстие внизу экрана свою
визитную карточку и представляюсь.
— Меня зовут Руди Бейлор. Я юрист. — Не знаю
почему, но звучит это довольно зловеще.
Отт воспринимает эти сведения довольно
спокойно, даже пытается улыбнуться. В свое время он зарабатывал на жизнь,
стучась в чужие двери и продавая различные варианты страховок малоимущим
гражданам, а значит, хотя ему и не повезло, человек он, умеющий расположить к
себе собеседника.
— Рад с вами познакомиться, — привычно
улыбаясь, говорит он. — Что вас сюда привело?
— Вот что, — отвечаю, доставая из портфеля
копию искового заявления. И просовываю в отверстие. — Это иск, который я подал
от имени ваших бывших клиентов.
— Каких именно? — спрашивает Отт, придвигая к
себе бумаги и изучая верхнюю страницу. Повестку в суд.
— Дот и Бадди Блейков, а также их сына Донни
Рэя.
— А, «Прекрасный дар жизни», да? — спрашивает
он. Дек в свое время пояснил мне, что многие из таких уличных агентов
представляют не одну страховую компанию, а несколько. — Можно почитать?
— Разумеется. Вы привлечены в качестве одного
из ответчиков. Читайте.
Отт разговаривает и двигается неторопливо, не
тратя лишних усилий. Читает он на редкость медленно, переворачивая страницы с
нарочитой неохотой. Бедолага. Пережил развод, потом разорился, потеряв все
вплоть до последнего цента, а теперь вот за мошенничество в каталажку угодил, а
тут ещё и меня нелегкая принесла. И не с пустыми руками, а с иском на десять
миллионов долларов.
Однако Отт выглядит невозмутимым. Он
заканчивает читать и оставляет бумаги перед собой.
— Вам известно, что я защищен постановлением
суда по делам о несостоятельности? — спрашивает он.
— Да. — На самом деле это не совсем так. В
соответствии с архивными документами, Отт подал заявление о признании его
банкротом в марте, за два месяца до моего иска, а теперь его уже освободили от
уплаты долгов. Признание банкротом в судебном порядке вовсе не гарантирует
банкрота от будущих судебных исков, хотя вопрос этот считается довольно
спорным. Но этот парень нищ как церковная крыса. Брать с него нечего. — Мы были
вынуждены назвать вас в числе ответчиков, потому что именно вы оформили этот
страховой полис.
— Да, я все понимаю. Вы просто выполняете свой
долг.
— Совершенно верно. Когда вы выходите на
свободу?
