— Похоже, да.
— Не кажется ли вам, что будет лучше, если я
выступлю перед присяжными сам, а не отделаюсь показаниями, записанными на видео
или на бумагу?
— Конечно.
Корд лечит больных уже не первый год. Он
наслышан про суды и допросы. Он наклоняется вперед, облокотившись на колени.
— Тогда забудьте про нашу прошлую
договоренность. Я выступлю на суде сам и счет вам не пришлю.
— Спасибо, я очень вам признателен.
— Не стоит благодарности. Я хочу хоть чем-то
помочь вам.
Мы умолкаем. Из кухни доносится какой-то
шорох, весь же дом окутан тишиной. Корд не из тех людей, которые испытывают
неловкость из-за затянувшейся паузы в разговоре.
— Знаете, чем я занимаюсь? — спрашивает он
наконец.
— Чем?
— Я ставлю людям диагноз, а затем начинаю
готовить их к смерти.
— Тогда зачем вы стали онкологом?
— Сказать правду?
— Да. А почему нет?
— Онкологов у нас не хватает. Пробиться легко,
понимаете? Эта профессия испытывает дефицит специалистов.
— Да, но ведь кто-то должен этим заниматься.
— Вот именно. Впрочем, на деле все вовсе не
так уж плохо. Мне нравится моя профессия. — На мгновение он умолкает и
переводит взгляд на Донни Рэя. — Но вот это самое сложное. Смотреть, как твой
больной угасает, не получая лечения. Не будь пересадка костного мозга столь
дорогостоящей процедурой, возможно, нам и удалось бы помочь бедняге. Я был
готов заниматься им бесплатно, но сама операция стоит двести тысяч долларов. Ни
одна больница или клиника в нашей стране не может позволить себе выбрасывать на
ветер такие деньги.
— Вы, должно быть, ненавидите эти страховые
компании, да?
— Да. Мягко говоря. — Он снова замолкает, на
этот раз надолго. Затем говорит: — Давайте врежем им как следует.
— Я и пытаюсь.
— Вы женаты? — спрашивает он, выпрямляясь и
глядя на часы.
— Нет. А вы?
— Тоже — нет. Я в разводе. Не хотите пивка
попить?
— Не откажусь. А где?
— Знаете бар «Устрицы Мерфи»?
— Да. Конечно.
— Тогда давайте встретимся там.
Мы на цыпочках крадемся мимо постели Донни
Рэя, прощаемся с Дот, которая курит на крыльце, покачиваясь в кресле, и
оставляем их.
* * *
Рано утром, в двадцать минут четвертого, меня
будит телефонный звонок. Либо Донни Рэй скончался, либо разбился какой-нибудь
самолет, и Дек очертя голову несется к месту катастрофы. Кто ещё может звонить
в такой час?
— Руди? — в ухо врывается знакомый голос.
— О, мисс Берди! — я усаживаюсь в постели и
тянусь к выключателю.
— Извини, что звоню в столь неурочное время.
— Ничего страшного. Как вы?
— Они меня обижают.
Я зажмуриваюсь, глубоко вздыхаю и снова
откидываюсь на подушку. Почему-то меня не удивляют её слова.
— Кто обижает? — спрашиваю я, скорее из
вежливости. Не могу сказать, что я так уж сильно огорчен.
— Хуже всех ведет себя Джун, — говорит она,
словно расставила всех по ранжиру. — Ей не терпится от меня отделаться.
— Так вы живете с Рэндолфом и Джун?
— Да, и это ужасно. Кошмар просто. Я боюсь
даже к еде прикоснуться.
— Почему?
— А вдруг меня отравят?
— Ну что вы, мисс Берди!
— Я вовсе не шучу. Они все ждут не дождутся,
пока я протяну ноги. Еще в Мемфисе я подписала новое завещание, в котором все
оставила им, и в первые дни после приезда в Тампу они меня чуть ли на руках не
носили. Внучата то и дело заскакивали. Цветы мне притаскивали, конфеты. Потом
Делберт отвез меня к врачу на обследование. У меня взяли все анализы, после
чего доктор сказал, что я здорова как лошадь. Они все, наверное, рассчитывали
услышать нечто иное. Никто из моих родственников даже не пытался скрыть разочарования,
и отношение ко мне вмиг изменилось. Джун снова превратилась в стервозную шлюху,
каковой всегда и была. Рэндолф стал целыми днями пропадать на поле для гольфа.
Делберт увлекся собачьими бегами. Вера ненавидит Джун, а Джун на дух не выносит
Веру. Да и внуки, хотя почти все сидят без работы, совсем перестали бывать у
нас.
— Почему вы звоните мне в такое время, мисс
Берди?
— Потому что звонить я могу лишь тайком. Вчера
Джун вообще запретила мне подходить к телефону, а Рэндолф, когда я ему
пожаловалась, сказал, что я могу звонить всего два раза в день. Я так
соскучилась по своему дому, Руди! Там все в порядке?
— Да, все замечательно, мисс Берди.
— Я здесь долго не выдержу, Руди. Меня
засунули в тесную каморку с крохотной ванной. А ведь я привыкла к свободе, мне
нужно много места.
— Да, мисс Берди. — Она ждет, что я вызовусь
приехать за ней и вызволить из плена, но сейчас мне не до этого. А ведь после
её отъезда не прошло ещё и месяца. Ничего, эта история послужит старушке
хорошим уроком.
— Рэндолф настаивает, чтобы я подписала ему
доверенность, предоставляющую ему право распоряжаться всем моим имуществом от
моего имени. Что вы об этом думаете?
— Лично я, мисс Берди, никогда не советую
своим клиентам, подписывать подобные документы. На мой взгляд, это не слишком
благоразумно. — На самом деле клиенты никогда не обращались ко мне по таким
делам, но в случае мисс Берди подписывать такую бумагу было бы и впрямь
безрассудно.
Бедняга Рэндолф! Спит и видит, как наложит
лапы на её двадцать миллионов. Что случится, когда он выяснит правду? На душе у
мисс Берди уже сейчас скребут кошки. То ли ещё будет.
— Ну, я не знаю… — голос её увядает.
— Ничего не подписывайте, мисс Берди.
— И ещё кое-что. Вчера Делберт… Ой, кто-то
идет! Я побежала! — Трубка щелкает и слышатся короткие гудки. В голове моей
возникает видение — Джун порет мисс Берди кожаным ремнем за ослушание.
Не могу сказать, что потрясен услышанным.
Чем-то это даже забавно. Раз уж мисс Берди так рвется домой, то я попробую ей
помочь.
И я снова засыпаю.
