Глава 36
Я набираю уже знакомый номер тюрьмы и прошу
соединить меня с дамой, которая беседовала со мной в тот день, когда я навещал
Отта. Правила требуют согласовывать посещения с ней. Мне хочется побеседовать с
Оттом ещё разок, до допроса.
Я слышу, как матрона бойко стучит на
клавиатуре. Затем её голос:
— Бобби Отта здесь больше нет.
— Как нет? — изумляюсь я.
— Его освободили три дня назад.
— Но он сказал мне, что должен сидеть ещё
восемнадцать дней. Это было всего неделю назад.
— Ничего не могу поделать. Его выпустили.
— И куда он делся? — тупо спрашиваю я.
— Понятия не имею, — отвечает матрона и кладет
трубку.
Итак, Отт на свободе. Он обвел меня вокруг
пальца. В тот раз, когда Дек и Мясник нашли его, счастье нам улыбнулось, теперь
же бывший страховой агент опять залег на дно.
* * *
Телефонный звонок, которого я ждал с таким
душевным трепетом, раздается воскресным утром. Я по-хозяйски сижу во внутреннем
дворике мисс Берди, читая воскресную газету, потягивая кофе и наслаждаясь
прекрасной погодой. Звонит Дот — то, чего мы так боялись, случилось час назад.
Накануне с вечера Донни Рэй заснул, а сегодня уже не проснулся.
Голос Дот слегка дрожит, но она старается
держать себя в руках. Мы разговариваем, и я замечаю, что во рту у меня
пересохло, а на глаза наворачиваются слезы. В голосе Дот слышится облегчение.
— Отмучился мой мальчик, — раз за разом
повторяет она. Я заверяю, что мне страшно жаль, и обещаю зайти попозже днем.
Я бреду по двору к гамаку и, привалившись
спиной к дубу, утираю слезы. Потом, не отрывая ног от земли, присаживаюсь на
гамак и, потупив взор, приношу последнюю молитву за упокой души Донни Рэя.
* * *
Я звоню домой судье Киплеру и извещаю его о
кончине Донни Рэя. Похороны состоятся завтра в два часа дня, что представляет
для нас некоторую сложность. Дело в том, что именно завтра в девять утра
начинаются допросы, которые должны продлиться всю неделю. Я убежден, что белые
воротнички из Кливленда уже в Мемфисе; возможно, они даже сидят сейчас в
конторе Драммонда, репетируя свое поведение перед видеокамерой. Да, на случай
эти ребята полагаться не станут.
Киплер просит, чтобы я в любом случае приехал
в суд к девяти часам утра, а потом мы будем действовать по обстоятельствам. Я
сказал, что готов. Да и почему бы не быть готовым? Я уже отпечатал список
вопросов, которые собираюсь задать всем свидетелям, а его честь соизволил лично
их отредактировать. Дек тоже приложил к ним руку.
Киплер, правда, намекает, что может и отложить
допрос, поскольку на завтра у него назначены два важных слушания.
Ну и ладно. Сейчас мне уже все равно.
* * *
К тому времени, как я подкатываю к дому
Блейков, оплакивать Донни Рэя, кажется, собралось уже все предместье. Улица и
подъезд к дому запружены автомобилями, составленными впритык друг к другу.
Перед самым домом толпятся старики, некоторые сидят на крыльце. Я грустно
улыбаюсь, киваю налево и направо, прокладывая через толпу путь в дом, где и
застаю Дот — она стоит в кухне у холодильника. Дом битком забит людьми. Все
столы и буфетные стойки заставлены блюдами с пирогами, кастрюльками и
«тапперуэрами»
[6]
с жареными цыплятами.
Мы с Дот обнимаемся. Соболезнования я приношу
самые простые, без конца повторяя, как мне жаль, а Дот благодарит меня за
приезд. Глаза у неё красные, опухшие, и я понимаю: Дот уже выплакала все слезы.
Она машет рукой в сторону угощения и предлагает мне брать все, чего душа
пожелает. Я покидаю кухню, оставляя Дот на попечение соседок.
Внезапно меня охватывает лютый голод. Я
накладываю на картонную тарелку жареного цыпленка, бобы с капустой и выхожу во
внутренний дворик, где в полном одиночестве приступаю к трапезе. Бадди, слава
богу, не видно. Должно быть, Дот, во избежание возможных конфузов, заперла
муженька в спальне. Я ем медленно, прислушиваясь к обрывкам разговоров, которые
доносятся из открытых окон кухни и столовой. Когда тарелка пустеет, я
накладываю себе вторую порцию и снова уединяюсь в крохотном дворике.
Вскоре там появляется молодой человек, лицо
которого кажется мне знакомым.
— Я Рон Блейк, — представляется он,
присаживаясь по соседству со мной. — Брат Донни.
Он стройный и подтянутый, не слишком высокого
роста.
— Рад познакомиться с вами, — говорю я.
— Вы, значит, и есть тот самый адвокат. — В
руке брат Донни Рэя держит жестянку с шипучкой.
— Да. Меня зовут Руди Бейлор. Примите мои
самые искренние соболезнования.
— Спасибо.
Мне вдруг приходит в голову, что Дот и Донни
Рэй на удивление редко вспоминали про Рона. Родительское гнездо Рон покинул
вскоре по окончании средней школы, и с тех пор жил вдали от дома. В какой-то
степени я его понимаю.
Он не слишком разговорчив. Говорит натянуто,
обрывками фраз, но в конце концов речь заходит о трансплантации костного мозга.
Рон подтверждает то, что я уже знал — для спасения брата он и в самом деле
готов был пожертвовать собственным костным мозгом, благо доктор Корд сказал,
что донор из него получится идеальный, и ни о какой несовместимости не может
быть и речи. Я объясняю, что несколько месяцев спустя ему придется объяснить
все это жюри присяжных, и Рон охотно соглашается. Он задает несколько дежурных
вопросов о предстоящей тяжбе, но даже не пытается выяснить, сколько денег
обломится ему лично в случае нашей победы.
Уверен, что ему сейчас тяжело, но держится
Ронни Рэй неплохо. Я завожу разговор о его детстве, надеясь услышать привычные
милые байки о потешных проделках и розыгрышах, столь любимых близнецами.
Бесполезно. Да, Рон, конечно рос и взрослел здесь, но сейчас ему не до
воспоминаний.
Похоронная церемония состоится завтра в два
часа дня, но я готов биться об заклад, что уже в пять Рон будет на борту
самолета, вылетающего в Хьюстон.
Толпа редеет, затем появляются новые лица, но
еда не убывает. Я уплетаю один за другим два куска шоколадного торта, а Рон
потягивает теплую минералку. Мы сидим ещё пару часов, и я вконец изнемогаю.
Наконец я приношу извинения и отбываю.
* * *
