В понедельник Лео Ф. Драммонд вновь восседает
в дальнем от меня конце зала суда, окруженный привычной толпой сосредоточенных
соратников, облаченных в строгие темные костюмы.
Я готов к бою. Под ложечкой, правда, противно
сосет, и я сижу, не смея дохнуть, но все вопросы записаны на бумаге, и я
терпеливо жду своего часа. Даже в полубессознательном состоянии я сумею их
зачитать и выслушать ответы свидетелей.
Забавно, но и парни из «Прекрасного дара» явно
не в своей тарелке. Представляю, какие проклятья обрушили они на Драммонда,
меня, Киплера, да и всю судейско-адвокатскую братию, узнав, что должны всей
кучей заявиться сюда для дачи показаний, и не просто заявиться, но просиживать
часами и сутками, пока я не соблаговолю покончить с допросом.
Киплер занимает свое место и объявляет, что
наше дело будет заслушано первым. Сам допрос состоится в соседнем зале, который
всю эту неделю пустует. Это удобно — его честь может периодически заглядывать к
нам и ставить Драммонда на место. А тем временем он подзывает нас с Драммондом,
желая что-то сказать.
Я сажусь справа от Киплера. Квартет из
«Трень-Брень» рассаживается слева.
— Записывать не надо, — говорит Киплер
стенографистке. Официальная часть ещё не началась.
— Мистер Драммонд, вам известно, что Донни Рэй
Блейк скончался вчера утром?
— Нет, сэр, — серьезно отвечает Драммонд. —
Мне очень жаль.
— Похороны состоятся сегодня днем, и в связи с
этим возникают определенные сложности. Мистер Бейлор — один из тех, кто должен
выносить гроб. Ему уже сейчас следовало бы находиться с семьей усопшего.
Драммонд внимательно смотрит на меня, затем
переводит взгляд на Киплера.
— Нам придется отложить допрос. Передайте
своим клиентам, чтобы были здесь в следующий понедельник, в то же время. —
Киплер меряет Драммонда вызывающим взглядом, словно подначивая на неверный
ответ.
Итак, пятерым важным шишкам из «Прекрасного
дара» придется позабыть о своей загруженности, перекроить сверхсрочные дела и
вновь прилететь в Мемфис через неделю.
— А почему не подождать до завтра? — оторопело
спрашивает Драммонд. Вопрос вполне закономерный.
— Я здесь вершу правосудие, мистер Драммонд. Я
утверждаю порядок прохождения дел в этом суде и не потерплю вмешательства в
ведение процесса.
— Но, ваша честь, я вовсе не возражаю, —
мямлит Драммонд. — Однако для проведения допроса ваше присутствие совершенно не
обязательно. Эти пятеро джентльменов и без того выше головы прыгнули, чтобы
здесь присутствовать. На следующей неделе, возможно, их уже не удастся собрать
вместе.
Киплер только того и ждал.
— О, нет, мистер Драммонд, они будут здесь как
миленькие. В следующий понедельник, ровно в девять утра.
— Я все понимаю, но, на мой взгляд, это
несправедливо.
— Несправедливо, говорите? Этих свидетелей
должны были допросить в Кливленде две недели назад, мистер Драммонд. Однако
ваши клиенты предпочли затеять игру в кошки-мышки.
Судья в таких вопросах — царь и бог, поэтому
оспорить его решение невозможно. Киплер, безусловно, наказывает Драммонда
вместе с «Прекрасным даром» и, даже на мой смиренный взгляд, излишне суров к
ним. Впрочем, до суда уже рукой подать, и Киплер показывает, кто в доме хозяин.
Пусть спесивые адвокаты из «Трень-Брень» твердо уяснят — верховодить на этом
суде будет он.
И меня это вполне устраивает.
* * *
Тело Донни Рэя Блейка собираются предать земле
за небольшой деревенской церквушкой, в нескольких милях к северу от Мемфиса.
Меня и ещё семерых мужчин, которые несли гроб, выстраивают, как и положено, за
спинками стульев, на которых рассаживаются родные покойного. Погода промозглая,
небо хмурится — подходящий день для похорон.
В последний раз, когда я присутствовал на
подобной церемонии, хоронили моего отца, и сейчас я отчаянно стараюсь не
вспоминать этот печальный день.
Толпа постепенно собирается под бордовым
навесом, и молодой священник начинает зачитывать выдержки из библии. Все мы не
отрываем глаз от обшитого серой тканью гроба, вокруг которого разложены цветы.
Мне слышно, как рыдает Дот. Я отворачиваюсь и смотрю прочь, пытаясь думать о
чем-то приятном.
* * *
Когда я возвращаюсь в контору, на Дека просто
страшно смотреть. Его трясет, в лице ни кровинки. На столе сидит его дружок,
частный детектив по кличке Мясник; под рукавами свитера с воротником «хомут»
перекатываются мощные бицепсы. У него давно не встречавшиеся с расческой
волосы, багровые щеки, ботинки с заостренными носами, да и вообще выглядит Мясник
как человек, привыкший решать споры с помощью кулаков. Дек представляет нас,
громко добавляет, что Мясник — наш клиент, после чего передает мне блокнот, на
котором черным фломастером начертано: «Говори о всякой ерунде, ладно?»
— Как прошли похороны? — спрашивает Дек, а сам
берет меня за руку и увлекает к столу, на котором восседает Мясник.
— Так, обычные похороны, — бормочу я,
недоуменно взирая на Дека и его приятеля.
— Как держатся родные?
— Нормально, — отвечаю я. — Тем временем
Мясник ловко откручивает крышку с телефонной трубки и жестом указывает, чтобы я
посмотрел внутрь.
— Теперь, наверное, парнишка обрел покой? —
произносит Дек, в то время как я заглядываю в самое нутро трубки. Палец Мясника
почти утыкается в малюсенькую круглую штуковину черного цвета, прикрепленную к
стенке трубки изнутри. Я смотрю на нее, выпучив глаза.
— Я говорю — теперь наконец парнишка обрел
покой, да? — вновь спрашивает Дек и тычет меня в ребра, пытаясь вывести из
оцепенения.
— Да, да, обрел, конечно, — рассеянно
подтверждаю я. — Но все равно это очень печально.
Мясник аккуратно навинчивает крышку и
выжидательно смотрит на меня.
— Пойдемте кофейку попьем, — предлагает Дек.
— Хорошая мысль, — говорю я с оборвавшимся
сердцем.
Лишь выйдя на улицу, я останавливаюсь и
поворачиваюсь к ним.
— Что за дьявольщина?
— Пойдем сюда, — молвит Дек, указывая направо.
Примерно в полутора кварталах расположен кофейный бар с претензией на
вычурность, и мы топаем туда, по пути не перекидываясь ни единым словом. Войдя,
жмемся за угловым столиком, словно скрываясь от наемных убийц.
