Брэдфорд Барнс занимает пост вице-президента
администрации, и мне требуется почти час, чтобы выяснить, в чем именно состоят
его функции на этом поприще. Сегодня среда, утро, и от всей этой компании меня
уже воротит. При виде одних и тех же постных физиономий парней из
«Трень-Брень», день изо дня сидящих напротив меня в одних и тех же черных
костюмах, я испытываю почти непреодолимую тошноту. Даже стенографистка мне уже
осточертела. Барнс вообще ни черта не смыслит. Я прощупываю его, словно на
ринге, он ныряет и уклоняется, ни один удар не достает цели. На суде он мне не
нужен, от него все равно ничего путного не добьешься.
В среду днем я вызываю последнего свидетеля,
Ричарда Пеллрода, старшего инспектора по исковым заявлениям, который подписал
по меньшей мере два письма, содержащих отказ в выплате причитающейся Блейкам
страховой премии. Пеллрод торчит в зале с самого понедельника, поэтому
ненавидит меня лютой ненавистью. Он срывается уже с самого начала, грубит, и
это меня заводит. Я тычу его носом в подписанные им письма, и дело клонится к
серьезной перепалке. Пеллрод считает (и этого же мнения до сих пор
придерживаются в «Прекрасном даре жизни»), что трансплантация костного мозга
ещё не достаточно разработанный метод, чтобы применяться в лечении лейкозов.
Тем не менее первый свой отказ он сделал на том основании, что при заключении
страхового договора, Донни Рэй скрыл заболевание гриппом. Он то и дело сам себе
противоречит. Более того, подловив Пеллрода на лжи раз, а за ним и другой, я
решаю, что нужно как следует проучить мерзавца. Я придвигаю к себе стопку
документов, и мы их поочередно разбираем. Я заставляю Пеллрода попотеть — он не
только объясняет, откуда взялась та или иная бумажка, но и вынужден брать на
себя ответственность за каждую из них. Он ведь был непосредственным начальством
Джеки Леманчик, которая, к сожалению, куда-то испарилась. По предположению
Пеллрода, она скорее всего вернулась в свой родной город, на юге Индианы. Время
от времени я задаю старшему инспектору колючие вопросы по поводу её столь
внезапного бегства, и это заметно выводит Пеллрода из себя. Я предъявляю ему
все новые и новые документы. Он в очередной уже раз пытается переложить вину на
кого-то другого. Я пощады не знаю. Я вправе задавать любые вопросы, какие
только могут взбрести мне в голову, и Пеллрод не знает, откуда ждать подвоха.
После непрерывного допроса в течение четырех часов он не выдерживает и молит о
передышке.
* * *
Я отпускаю Пеллрода в половине восьмого
вечера, и на этом допрос свидетелей из «Прекрасного дара жизни» заканчивается.
Три дня, семнадцать часов, около тысячи страниц свидетельских показаний. А ведь
их, как и остальные документы, придется ещё не раз читать и перечитывать.
Помощники Лео Ф. Драммонда распихивают бумаги
по портфелям, а тем временем сам Драммонд отзывает меня в сторонку.
— Неплохо, Руди, очень даже неплохо, —
вполголоса говорит он, как будто потрясен моим мастерством, но не хочет, чтобы
другие это услышали.
— Спасибо.
Он вздыхает. Мы устали, и нам обоим до смерти
надоело пялиться друг на друга.
— Кто у нас ещё остается? — спрашивает
Драммонд.
— Все, я закончил, — отвечаю я, поскольку
больше мне и в самом деле некого допрашивать.
— А как насчет доктора Корда?
— Он выступит уже во время суда.
Драммонд изумлен. Он пристально смотрит на
меня, словно прикидывая, как это мне удалось убедить доктора свидетельствовать
живьем.
— И что он скажет?
— Что Рон Блейк был идеальным донором для
своего брата-близнеца. Трансплантация костного мозга — обыденный метод в наши
дни. Парня вполне можно было спасти. Ваш клиент подписал ему смертный приговор.
Драммонд воспринимает мои слова невозмутимо;
ничего другого он и не ожидал.
— Возможно, мы тогда сами его допросим, —
говорит он.
— Доктор берет за час пятьсот баксов.
— Да, я знаю. Послушайте, Руди, а что если нам
пропустить по рюмочке? Мне бы хотелось кое-что с вами обсудить.
— Что именно? — Меньше всего на свете мне бы
хотелось сейчас выпивать с Драммондом.
— Наши дела. Возможность заключить мировую.
Может, минут через пятнадцать заскочите в нашу контору? Она здесь рядышком, за
углом.
В слове «мировая» есть нечто притягательное.
Вдобавок мне давно хотелось увидеть драммондовскую контору.
— Хорошо, но только быстро, — говорю я, словно
какая-нибудь богатая красотка ждет не дождется моего приезда.
— Да, конечно. Идемте прямо сразу, не мешкая.
Я велю Деку подождать за углом, и мы с
Драммондом тащимся пешком по направлению к самому высокому зданию Мемфиса.
Поднимаясь в лифте на сороковой этаж, непринужденно болтаем о погоде. Стены на
этаже облицованы мрамором, кругом сияют бронзовые украшения. Везде кишат
сотрудники, словно сейчас не вечер, а самый разгар дня. Обставлена контора
«Трень-Брень» со вкусом. Я высматриваю своего старого приятеля Лойда Бека,
головореза из фирмы «Броднэкс и Спир», от души надеясь, что его здесь нет.
Кабинет Драммонда не слишком велик, но
обставлен изысканно. В этом небоскребе стоимость аренды чрезвычайно высока, и
площадь стараются использовать с умом.
— Что выпьете? — спрашивает Драммонд, швыряя
на стол портфель и пиджак.
На крепкие напитки меня не тянет, к тому же я
настолько устал, что спиртное может запросто свалить меня с ног.
— Только кока-колу, — отвечаю я, и в глазах
Драммонда мелькает разочарование. Сам он наливает себе небольшой стаканчик
виски с содовой.
В дверь стучат и, к моему изумлению, в кабинет
входит мистер М. Уилфред Кили, собственной персоной. Мы не виделись с
понедельника, с тех самых пор, как я в течение восьми часов кряду бомбардировал
его вопросами. Кили вновь демонстрирует, насколько счастлив меня видеть. Мы
обмениваемся рукопожатием и тепло приветствуем друг друга. Кили подходит к бару
в углу кабинета и смешивает себе напиток.
Мы устраиваемся возле бара за небольшим круглым
столом, и Драммонд с Кили потягивают виски с содовой. Столь поспешный приезд
Кили в Мемфис означает одно: они твердо решили уладить дело миром. Я весь
внимание.
В прошлом месяце за все свои муки я заработал
всего шестьсот долларов. Драммонд зашибает примерно миллион в год. Кили
управляет компанией с миллиардным оборотом и, судя по всему, зарабатывает
больше, чем их адвокат. И эти люди готовы сделать мне деловое предложение.
— Меня крайне беспокоит поведение судьи
Киплера, — вдруг нарушает молчание Драммонд.
