Год назад, когда я ещё учился в колледже, Макс
Левберг как-то раз упомянул про попытку подать жалобу на государственный
Департамент страхования. Он, правда, был заранее убежден, что просто попусту
тратит время, потому что страховая индустрия славилась особо дружескими
отношениями с законодателями на любых уровнях.
Мне вдруг кажется, будто я что-то упустил.
Впрочем, удивляться нечему — ведь это мое первое дело по обману доверия
клиентов.
— Между прочим, поговаривают даже о подаче
группового иска, — говорит Купер Джексон, темные как угольки глаза которого
подозрительно сияют. Разумеется, он понимает, что я и слыхом не слыхивал ни о
каком групповом иске.
— Кто и где? — спрашиваю я.
— Кое-какие адвокаты в Роли
[8]. Они набрали
несколько мелких исков к «Прекрасному дару жизни», но пока выжидают. Нужно
создать прецедент — кто-то должен первым врезать этим прохвостам из Кливленда
под дых. А пока адвокаты, по-моему, потихоньку договариваются о выплате
компенсаций.
— А сколько всего клиентов у «Прекрасного дара
жизни»? — я уже не раз задавал этот вопрос во время допроса, но ответа не знаю
до сих пор.
— В год они страхуют около сотни тысяч
человек. Если принять количество страховых случаев за десять процентов, то на
круг выходит десять тысяч; это средний показатель для страхового бизнеса.
Допустим навскидку, что отказывают они половине заявителей. Остается пять
тысяч. Средняя страховая сумма — десять тысяч долларов. Перемножим на пять тысяч,
и получим пятьдесят миллионов баксов. Предположим, что десять миллионов они
тратят на возмещение ущерба по тем немногим искам, которые все-таки подают
обманутые клиенты. Таким образом, данная жульническая схема приносит этим
мошенникам сорок миллионов долларов чистой прибыли в год. Вполне вероятно, что
следующий год они пропускают и ведут дела честно, а далее вновь возвращаются к
испытанным махинациям. Или стряпают новую схему. Они зашибают такие деньжищи,
что могут ни в чем себе не отказывать. Им на всех начихать.
Я долго поедаю его взглядом, потом спрашиваю:
— И вы можете это доказать?
— Нет. Я только строю догадки. Доказать можно,
только поймав их за руку, а это немыслимо. Да, в «Прекрасном даре» делают массу
глупостей, но даже они не настолько тупы, чтобы оставить где-то письменные
доказательства своей вины.
Меня так и подмывает рассказать ему про письмо
с «дурой», но в последний миг я сдерживаю порыв. Джексон — член коллегии
адвокатов и стреляный воробей. Он и без моих подсказок припрет к стенке любого
противника.
— Вы входите в какое-нибудь процессуальное
адвокатское объединение? — интересуется Джексон.
— Нет. Я только что лицензию получил.
— А я вхожу. Мы создали разветвленный
адвокатский синдикат по подаче исков против страховых компаний, которые
обманывают доверие клиентов. Мы поддерживаем постоянную связь. Обмениваемся
свежими новостями. Сплетничаем про «Прекрасный дар жизни». Вообще в последнее
время про них много скверных слухов ходит. На мой взгляд, с отказами они
немного перестарались. Перебрали, так сказать. Все теперь только и ждут первого
судебного процесса, на котором выплывут их темные делишки. А потом, после
вынесения обвинительного вердикта, начнется цепная реакция.
— Насчет вердикта я не уверен, но то, что
процесс состоится, могу вам гарантировать.
Джексон говорит, что свяжется со своими
приятелями, расскажет про меня, а заодно выяснит, что есть новенького по этому
делу. Не исключено также, что в феврале он прилетит в Мемфис, чтобы лично
присутствовать на суде. Нужен первый крупный вердикт, повторяет он, и тогда
плотина будет прорвана.
* * *
Половину следующего дня я копаюсь в
документах, которые предоставил мне Джексон, после чего тепло его благодарю и
прощаюсь. Джексон просит меня поддерживать с ним связь. Он убежден, что за
предстоящим процессом будет следить едва ли не вся адвокатская братия.
Почему меня это пугает?
Путь до Мемфиса я преодолеваю за двенадцать
часов. Когда разгружаю «вольво» в темном дворе дома мисс Берди, начинается
снегопад. Завтра — Новый год.
Глава 40
Предварительное совещание сторон проходит в
середине января под председательством судьи Киплера в здании суда. По его
настоянию, мы все располагаемся за столом защиты, а стоящий возле двери
судебный пристав охраняет наш покой. Сам судья восседает во главе стола; он без
мантии, а по бокам его размещаются секретарь и стенографистка. Я сижу справа от
судьи, спиной к залу, а лицом к команде Драммонда. Самого Драммонда я не видел
с 12 декабря, со времени допроса доктора Корда, и, признаться, мне приходится
делать над собой изрядное усилие, чтобы ему улыбаться. Всякий раз, поднимая
трубку телефона в конторе, я вижу перед глазами этого изысканно одетого,
ухоженного, щеголеватого и безмерно уважаемого проходимца, который нагло
подслушивает все мои разговоры.
Обе стороны представили суду списки
свидетелей, и сегодня мы утрясаем последние мелочи. Дорабатываем сценарий, по
которому пройдет процесс.
Киплер не слишком удивился, когда я показал
ему оба руководства, которые любезно предоставил мне Купер Джексон. Он самым
тщательным образом сравнил их с копиями руководств, переданных мне Драммондом.
По мнению его чести, я вовсе не обязан ставить Драммонда в известность о том,
что его клиенты утаили от меня документы. Я вправе дождаться судебного
процесса, чтобы уличить «Прекрасный дар жизни» в очередном мошенничестве перед
глазами присяжных.
Это произведет эффект разорвавшейся бомбы.
Жуликов застигнут на месте преступления, и бежать им будет некуда.
Мы переходим к свидетелям. Я внес в список
фамилии буквально всех, имеющих хоть отдаленное отношение к делу.
— Джеки Леманчик больше не служит у моего
клиента, — говорит Драммонд.
— Вам известно, где она? — спрашивает меня
Киплер.
— Нет. — И это чистая правда. Я обзвонил весь
Кливленд с окрестностями, но не нашел и следа Джеки Леманчик. Привлек к
розыскам Мясника, но и он потерпел неудачу.
— А вам? — спрашивает его честь Драммонд.
— Нет.
— Значит её может и не быть.
— Да.
Драммонду и Т. Пирсу Морхаусу это кажется
забавным. Они обмениваются ухмылками. Ничего, посмотрим, кто будет смеяться
последним, если нам все-таки удастся найти её. Впрочем, надежд на это мало.
